Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

Сел. Под руку попалась куртка – жесткий камуфляж. Ладонью сквозь ткань нащупал пистолет.

Всадники смотрели на него сверху. Один был в спортивных штанах и футболке. Другой – в форме, очень старой, такую носили в войну. Пару секунд спустя Ник заметил третьего, одетого еще более странно: в черный камзол и узкие штаны. Третий спешился, шагнул к обрыву. Из-под его сапог посыпалась земля.

Парень в гимнастерке приложил ладонь ко рту и крикнул:

– За излучиной сразу к берегу! Слышишь?! К берегу!

Ник кивнул.

Река, огибая холм, утягивала плот дальше. Двое всадников ускакали, и только тот, в камзоле, не отрываясь смотрел на Ника. Потом исчез и он…

Это были не Арефские земли, точно. Какие, к лешему, в Арефе березовые рощи? Да и неспешной реки там нет. Но тогда откуда камуфляжная куртка и пистолет? А всадники в странной одежде?

Значит, все-таки сон?

Вечером позвонил дед.

– Микаэль, ужинай один. Я, наверное, только завтра дома буду. Да, и посмотри десятичасовой выпуск новостей по «Федерации».

– Что-нибудь случилось?

– Пока нет.

Дед отключился.

Ник подержал трубку – в ней беспокойно надрывались гудки – и опустил на рычаг.

На кухне Александрина в белоснежном фартуке поверх строгого платья стряпала булочки. Пахло корицей и топленым маслом. Тихонько журчала музыка из проигрывателя. Ник остановился на пороге и прислонился к косяку. За спиной осталась темная анфилада комнат, полная смутных теней и шорохов.

– Дед звонил, сказал, что не приедет.

Александрина отставила миску с тестом, вытерла руки.

– Ужинать будете? Накрывать?

– Если можно, я поем здесь.

– Но…

– Что поделать, дикий человек, к столовым не приученный, – усмехнулся Ник, присаживаясь.

На лице Александрины вспыхнула и пропала улыбка.

– Вашим воспитанием, Микаэль, занимались с рождения, это заметно.

Перед ним возникла салфетка, легли приборы.

– Приятного аппетита. – Александрина поставила тарелку.

– Спасибо.

Духовка разогрелась. Александрина начала смазывать булочки взбитым желтком. Кисточка осторожно трогала пухлые бока.

– Скажите, а майор Алейстернов тут часто бывал? – спросил Ник. – В доме, я имею в виду.

Кисточка на секунду замерла, потом снова начала двигаться, но уже медленнее.

– Да, конечно. Он занимался вашими поисками.

– Помогал заниматься? – уточнил Ник. – Алейстернов сотрудник УРКа, а не полиции.

Александрина пожала плечами и поставила противень в духовку.

– Я знаю только, что Альберт… простите, майор Алейстернов два раза ездил в командировку в Фергуслан и оттуда постоянно звонил господину Георгу. Они часто о вас говорили.

– Вы давно тут работаете?

– Скоро два года. До меня была женщина, которая еще вашу матушку нянчила, но она к детям уехала, своих внуков поднимать.

– Вы не помните куда? Как ее зовут?

Александрина посмотрела с удивлением и покачала головой.

– А такую фамилию – Гориславский – вы не слышали? Артур Гориславский.

– Нет, не припоминаю. – Александрина присела на корточки и заглянула в духовку. – Минут через двадцать подойдут. Я закончу и поеду домой, если у вас нет возражений.

Ник поднялся.

– Спасибо, было очень вкусно. Возражений нет, булочки я могу съесть самостоятельно.

Он включил телевизор за минуту до десяти. Сначала показали заседание сената: верхняя палата, нижняя, дебаты. Потом король встречался со столичными властями. Завершился сезон в Большом театре. На севере начали посевные работы, на юге с ними уже покончили. В вузах готовятся принимать документы, наибольший конкурс предполагается на технические специальности.

Выплыла заставка местного выпуска: разведенные мосты отражаются в темной воде.

«Таня», – вспомнил Ник. Они так и не сходили на Дворцовую набережную ночью. Собирались после экзаменов.

Он прослушал, что говорил диктор, и несколько секунд непонимающе смотрел на экран. Какие-то люди в солидных костюмах, и среди них старик в пыльном рабочем халате. А, ясно, Городской совет обещает закончить реставрацию Морского собора. Кадр сменился: в каком-то НИИ совершили открытие в области биотехнологий. На сорок втором шоссе все еще затор – показали легковушки и тяжелые грузовики, выстроившиеся вдоль обочины. Движение было затруднено в течение суток и до сих пор полностью не восстановлено. Журналист клеймил суеверных водителей, но те отворачивались, продолжая покуривать возле открытых кабин. Камера пошла по кругу, меняя ракурс. Дрожало над горячим асфальтом марево. А потом из-за холма показались всадники. Ник отшатнулся, но тут же снова подался к экрану.

Псов было четверо, их кони неторопливо шагали по разделительной полосе. Всадник, что ехал первым, повернул голову, и изображение на мгновение дрогнуло, наверное, не выдержал оператор. Пес равнодушно смотрел в камеру пару секунд, а затем вспыхнула яркая картинка: деревянный дом с резными наличниками, его наполовину загораживают отцветающие яблони. Голос за кадром произнес: «Л-рей сейчас находится в поселке Стожки, возле Лад-озера. По словам его спутника, господина Мирского, их маршрут пока не определен. Однако мы не исключаем возможность, что следующее полнолуние л-рей проведет в Сент-Невее. Если данная информация подтвердится, в школы и прочие детские учреждения будут высланы соответствующие инструкции. Руководство УРКа просит сохранять спокойствие».

Ник щелкнул кнопкой. Изображение сжалось в точку и растворилось в глубине экрана. В наступившей тишине стало слышно, как шумит за окном сад. Нарастал ветер, и ветки хлестали по стеклу. Ник повернул голову. Показалось, там, среди колышущихся деревьев, движутся черные фигуры в наглухо застегнутых куртках.

Осторожно прижал к виску пальцы. Боль, негромкая, предупреждающая, пульсировала в такт биению сердца. Малейшее резкое движение – и она взорвется. Ник начал считать шепотом, выдерживая паузы:

– Раз. Два. Три…

На втором десятке боль стала глуше, если и не ушла, так затаилась.

Скупым движением Ник потянул к себе папку с досье на л-рея. Прошуршал картон. Брякнула коробка с шахматами, царапнув по нервам. Ник вздрогнул. Секунду он еще пытался сдержаться, но не смог – швырнул папку через комнату. Взвились листы: рассказы очевидцев и журнальные статьи, выписки из протоколов, официальные заключения УРКа, заявления родителей, доносы и сплетни.

Затылок разламывало. Теперь считай, не считай – не поможет. Ник застонал сквозь зубы. От таких приступов на блокпосту его лечили спиртом, может, и сейчас напиться?