Истории приграничья - К.Ф. О'Берон

Опустив меч, Каркси требовательно спросил:

— Кто таков?

— Мог бы сказать, что хозяин этого места, — противно осклабился рыжий, — да, увы мне, это не так. Здесь я узник… Зато ты можешь стать свободным.

— О чём толкуешь? — не уразумел воин.

— Ужели не ведаешь? — вздёрнул левую бровь рыжий. Хромая, прошёлся, широким жестом указывая на стены из тумана. — Неужто не хочешь выйти? Вывести людей?

— Почто кличешь себя поимником? И как нам вызнать дорогу?

— О-о! — рыжий вновь растянул тонкие губы в неприятной улыбке. — Путь сам отыщется. Вам нужно лишь услужить мне.

— Кончай лясы точить! — сердясь, прикрикнул Каркси. — Укажь дорогу, коли знашь, скоморох навозный! И́наче я…

— В ином случае позабавился бы я с тобой, — оскалился рыжий: на сей раз усмешка выглядела угрожающей. — Да только вы раньше помрёте без воды, не сделав необходимого. Потому дам тебе время поразмыслить о настоящем и грядущем. Заодно приглядись к спутникам: кто из них более всего тебе не по нраву?

При последних словах всё вокруг начал заволакивать туман. Десятник кинулся вперёд, намереваясь ухватить рыжего за одежду, но рука цапнула пустоту. Ругаясь, Каркси метался во густеющей мгле, все меньше понимая, где находится он и где стоит смеющийся рыжий колоброд…

— Господин Дуб! Подымайтеся! — Ратника осторожно теребил за плечо сухонький пожилой мужичок.

— Кто? Что?! — разом уселся десятник, хватаясь за кинжал.

Старик отпрянул:

— Милосердствуйте, господин Дуб! Я ж без зла да со всем почтением…

Приходя в себя, пограничник разглядел в мутном полумраке короткую белую бородёнку, того же цвета кустистые усы и тёмную на их фоне загорелую кожу лица.

— А, это ты, — выдохнул Каркси, пытаясь вспомнить имя мужика. — Ртищ, вроде?

— Он самый, господин Дуб, — закивал тот. — Окромя вас все ужо на ногах… итить хочут. Водицы ни капли — ежели не наищем, как есть подохнем.

Ратнику вдруг вспомнились слова рыжего про воду. Каркси провёл ладонью по лицу и бороде: как наяву было… Встал, скомандовал всем приблизиться, назваться. Покуда люди перекликались, припоминал сон. Качнул головой: не к добру такое привиделось…

Женский визг будто иглами пронзил туман, заставляя Каркси встрепенуться, схватиться за меч.

— А ну, заткнуться! — воин ринулся назад, на голос.

— Пасть захлопни, шлёнда! — грозно повторил он, добравшись до крикуньи.

Баба, та самая, что на дороге не могла расстаться с пожитками, продолжала орать, пялясь куда-то под ноги. Вокруг собрались остальные, раздался вскрик, побежал встревоженный говор.

— Заткни супружницу, покамест я её не порешил, — десятник грубо отпихнул бабу в сторону мужа, раззявившего рот и тупо хлопавшего глазами.

Сам присел, рассматривая причину переполоха.

На тёмных камнях ладонью вверх лежала рука со скрюченными пальцами, один из которых был сломан. Каркси почесал бороду: похоже, баба наступила.

— Стоять всем! — приказал он. — И ни писку!

Наклонившись, ратник шагнул вдоль руки, желая взглянуть на мертвеца. Тихо выругался, обнаружив одного из потерявшихся батраков — в пропитанной кровью рубахе и торчавшим в груди ножом. Приметив уходящие прочь подсохшие лужицы крови, последовал по ним влево от убитого. И почти сразу нашёл ещё одного отставшего. Этот лежал ничком на подогнутой под туловище руке. Земля вокруг была тёмно-красной.

Перевернув тело, Каркси несколько ударов сердца рассматривал искромсанное ножом лицо. С дюжину глубоких порезов виднелись на груди и животе.

Встав, десятник уставился в туман, прислушиваясь. Но, кроме бубнящих голосов переселенцев, ничего не разобрал.

Вернувшись к ожидавшим людям, Каркси, ничего не объясняя, бросил:

— За мной!

И вновь направился туда, куда шёл до переполоха, поднятого толстой дурёхой.

— Господин Дуб! А, господин Дуб! — нагнав, рядом с ним зашагал Ртищ. — Что енто твориться?

— Не ведаю, — коротко ответил ратник. — И не кличь меня Дубом, пришибу.

Он мог сносить кличку от равных ему воинов, но не от чумазого пахаря.

— Како же звать, коли шо? — всерьёз озадачился мужик.

— Каркси.

— Агась, как скажете, господин Каркси… Господин Каркси, мы енто… Того так и кинем?

— А ты жаждешь рыть ему могилу? Ногтями? — поинтересовался ратник, утаив, что мертвец не один.

— И то верно, — подумав, отозвался Ртищ.

Он продолжал идти рядом с пограничником.

— Ты бы шёл к своим, — с лёгким раздражением кинул десятник, когда ему вконец обрыдло слушать сипловатое дыхание и постоянные покашливания мужика.

— Агась, господин Каркси, — покладисто согласился Ртищь, продолжая вышагивать подле ратника.

Пограничник насупился, сдерживая желание пнуть назойливого селянина.

— Тута вона какое дело, господин Каркси, — вдруг заговорил тот тихим голосом. — Надысь привиделося мне престранное… Вроде и сон, а с явью не различишь. Мыкался, я значица, в тумане, и на — разошёлся он предо мной. Иду, глядь — на булыжинах чёрных мальчонка сидит. Рыженькой, хроменькой… Обрадовался он мне, грит, поведаю, како из хмари сей вылезть. Пожертвование, мол, совершить до́лжно…

Ртищ умолк, а через время добавил вообще едва слышно:

— Одного из вас принесть.

Затормозив, Каркси бешено схватил его за рубаху на груди, прорычал зло, но негромко, чтобы других не привлечь:

— Чего несёшь, негораздок?!

Тощеватый мужичок качнулся, не пытаясь сопротивляться. Испуганно и возбуждённо выпучившись, затараторил тихонько:

— Я ж… оно как… и не поведал бы. Но дело такое… Сыну моёму, Саверу, то же привиделося… токмо не мальчонка, а господин знатный. Рыжой, да на ногу увечный. И сноха, Маланка, созналась, что, покуда дремала, говорила с мужиком незнамым. Волоса у няго тожа рыжои, будто солома порченая, и на ногу хром. И тако же твердил: шоб из туману вылезть, жертва потребна…

— Рот прикрой и не сказывай боле ни единой душе, — мрачно наказал Каркси, выпуская некрашеную сермягу.

— Но како же…

— Закройся!

Поотстав, обескураженный Ртищ растворился в сумраке. Десятник, сжав челюсти, обдумывал услышанное. Он не знал, что за злую волшбу