Тайны Древнего Лика - Алексей Корепанов

— Я, Свен Торнссон, прилетел с неба.

Жрецы остановились, воззрившись на яркий вертикальный луч, в котором кружились пылинки, и вновь начали перебрасываться фразами. Речь их была гортанной, с непрерывно и почти неуловимо меняющимися интонациями. Она совершенно не походила на давешний монотонный речитатив. И была абсолютно непонятна Торнссону. Один из индейцев, отделившись от группы, обогнул чашу скользящим шагом и исчез за спиной пилота. Что-то зашуршало, взметнулись пылинки в луче — и раздался тихий стук. Пилот понял, что это открылись и вновь закрылись двери храма, но оборачиваться не стал. Хотя в груди у него возник неприятный холодок — вполне логично было предположить, что гонец отправился за местными копами, то бишь за вооруженными людьми. У Торнссона же из оружия имелся только небольшой складной нож, если его можно считать оружием. Лучше было его и не показывать. И это только в кино супермен-одиночка, поднаторевший в восточных единоборствах, мог запросто расправляться чуть ли не с сотнями автоматчиков-гранатометчиков. Пилот тоже в молодости увлекался шаолиньскими забавами, но прекрасно понимал, что никакое ушу вкупе с тхэквондо, кунг-фу и айкидо ему не поможет, если дело дойдет до столкновения с воинами. Пусть даже вместо автоматов и пистолетов у них будут всего лишь копья или пращи. Нужно было во что бы то ни стало удержаться от конфликта, не допустить конфликта. А для этого следовало отыскать в себе ранее никогда не проявлявшиеся актерские способности. И убедительно разыграть спектакль, где от его игры, возможно, будет зависеть сама его жизнь. Или, во всяком случае, свобода. Свену эта область культуры была совершенно незнакома. А ведь ситуация требовала от него не только достаточно убедительного для зрителей-участников исполнительского мастерства — он должен был придумать и сценарий этого действа под названием «Явление Свена Торнссона индейскому народу»…

Нельзя было допускать статичности — тут требовался непрерывный убедительный драйв. Свен понимал это, даже будучи полным профаном в сфере драматургии.

Со скоростью компьютера разложив в голове все детали по полочкам, он очертил лучом круг на потолке и опять выключил фонарь. Чуть присел и спрыгнул с кромки чаши, твердя про себя:

«Только бы не упасть! Только бы не…»

Тренированное тело, к счастью, не подвело. Раскинув руки, пилот приземлился на обе ступни, сделал по инерции короткий шаг вперед и тут же выпрямился. Как гимнаст, с блеском выполнивший соскок с перекладины. Потом воздел руки, открытыми ладонями вперед, — смотрите, у меня нет оружия! — и двинулся прямо на жрецов, старательно улыбаясь и приговаривая:

— Я Свен Торнссон. Я прилетел с неба. Я Свен Торнссон…

Он представлял себе, как выглядит со стороны, и понимал, что зрелище получается довольно комичное. Но ему было не до смеха. Впрочем, комичной эта сцена могла бы представляться Батлеру или Каталински, или давним портлендским приятелям, но не служителям культа из древнего земного города с заковыристым названием.

«Теотиуакан! — внезапно вспомнилось пилоту это название, произнесенное всезнайкой Батлером. — Тео-тиу-акан!..»

Продолжая идти на жрецов, он ткнул себя пальцем в грудь:

— Свен Торнссон. — И подняв руку вверх, добавил: — Небо!

Первоначально Свен планировал остановиться перед ними. Но когда он был уже в двух-трех шагах от индейцев, те, не сводя с него глаз, расступились — и у пилота моментально созрело новое решение. Вновь вскинув руки к потолку, он прошествовал мимо жрецов. Вблизи оказалось, что плащи их сделаны из какой-то тонкой ткани. Может быть, из хлопка. Еще более замедлив шаг, пилот направился к нише, в которой догорал костер. Момент был напряженный, и ему стало жарко, так что спина мгновенно взмокла. Спина была широкой и совершенно незащищенной — комбинезон не бронежилет и даже не кираса, — и если под плащами у индейцев имеются ножи, и если кто-то пожелает проверить уязвимость странного пришельца в оранжевом одеянии…

Неведомо как в памяти пилота со школьных лет застрял тот факт, что индейцы поначалу не трогали конкистадоров и, кажется, находили с ними общий язык. До тех пор, пока бледнокожие пришельцы из-за океана не начали кровопролитие, позабыв обо всякой морали при виде золота, золота, бесчисленного золота… Шутка ли сказать — даже домашняя утварь у этих латинос была золотая, а над дверями хижин висели тонкие золотые пластины!

Оставалось надеяться на то, что конкистадоры появятся тут только в будущем, а если и появлялись уже, то не успели устроить резню. А значит, местным жителям нет резона ни с того ни с сего рубить голову приятному улыбчивому белому человеку.

Надежды надеждами, однако Торнссон не переставал ощущать себя мишенью. Убрав с лица улыбку и с огромным трудом подавив желание оглянуться, он продолжал приближаться к костру, над которым сиял лик индейского божества с почему-то отнюдь не индейскими, а, скорее, негритянскими носом и губами. Только бы жрецы не сочли его действия за оскорбление святыни — может, к костру вообще нельзя подходить никому, кроме них, служителей культа.

Подумав об этом, пилот запоздало спохватился и выругал себя за предыдущий непродуманный поступок. Не стоило, наверное, своими заявлениями прерывать ритуал, нужно было дождаться его окончания.

«Что сделано, то сделано, — сказал он себе философски и остановился перед нишей. — Попроворнее шевели мозгами, Столб, тут дело покруче, чем „банкой“ управлять…»

Костер был разведен на золотой решетке, и вниз, в квадратное углубление, сыпалась зола. Незнакомый пряный запах здесь чувствовался сильнее, хотя жиденький белесый дым исправно улетучивался в вытяжное отверстие над костром. Торнссон бросил взгляд на серебряно отсвечивающее блюдо, что висело справа от него. Это было именно блюдо, с широким выступающим ободком и круглым плоским днищем, усеянным такими же замысловатыми, как и на колоннах, черными значками. Большая их часть была Свену совершенно непонятна, но кое-где в их мешанине его взгляд выхватил что-то знакомое: изображение черепа… птицы… какого-то представителя семейства кошачьих — то ли леопарда, то ли ягуара… кукурузного початка — или фаллоса?… Змеи с двумя головами… Чего-то похожего на бабочку…

Отведя глаза от блюда, Торнссон затаил дыхание и прислушался. За спиной было тихо, и эта тишина не казалась угрожающей. Он сделал еще один короткий шаг вперед и медленно опустился на колени. Так же медленно, театральным жестом, простер руки к солнечному божеству, а потом согнулся и уткнулся лбом в холодный каменный пол.

Чувствовал он себя при этом героем какого-то дурацкого фильма, но не это было главным. Главным было то, чтобы ему прямо сейчас не врезали по затылку. Главное, чтобы жрецы-индейцы прониклись, поверили: он, Свен Торнссон, прилетевший с неба, тоже глубоко уважает и почитает солнечного бога, равно как и бога дождя, и бога ветра, и радуги, и растений, и всех других богов, — и не таит никаких дурных намерений. А потом он показал бы им Марс — если сейчас на небе виден Марс, — и как-нибудь растолковал, что он явился оттуда… А потом…

Что будет потом, Торнссон не знал, и не хотел об этом думать. Жить нужно было настоящей минутой, и от этой минуты, возможно, зависело, наступят ли для него другие минуты. Много, почти бесконечно много минут, часов, дней, лет… Или же не суждено ему выйти живым из этого храма?…