Дефолт - Инна Тронина

– Что это? – Оксана взяла два ключа. – Зачем?..

– Передадите Александре. Пусть продаст два просторных, тёплых, светлых гаража и расплатится с вами за оказанные услуги. Хотите чаю из золотого антикварного самовара? «Павловский Посад» – мой любимый сорт; высокогорный листовой цейлонский. Густейший яркий настой, терпкий вкус. И к нему – дальневосточный мёд. Нравится трубка?

Старосвецкий засёк потеплевший Оксанин взгляд.

– Дерево бриар. Лучший материал для изготовления трубок высокого класса. Не ошибусь, если скажу, что такая есть у вашего возлюбленного. Бриар специально выращивают в Италии и Албании. Видите, как он красив и изящен? А цвет! Красно-коричневый, с разводами! Трудный для обработки бриар вечен. И вкусен, если хотите. Да, чай сейчас принесут. Минуту.

Старосвецкий выглянул за дверь, что-то негромко сказал. Следом за ним вошёл молчаливый юноша в белой рубашке, похожий на официанта.

– Два стакана чаю, моего любимого. Если честно, Оксана, то этот дом – не мой. И такой раздолбанный камин мне не очень-то нравится. Я предпочитаю английский, аккуратный, с деревянной отделкой. Но тяга здесь превосходная – над камином работал печник высшего класса. Виден почерк мастера! Прошу вас, угощайтесь. – Виктор поставил перед Оксаной хрустальный стакан в серебряном подстаканнике, придвинул тарелочку с мёдом. – Вам понравится.

– Спасибо.

И мёд, и восхитительно заваренный чай были очень кстати. Оксана не смела торопить хозяина, боялась обидеть его и потерять контакт. К тому же было приятно беседовать с красивым, умным и образованным человеком, любящим всё гармоничное и совершенное. На какое-то время она забыла, что является его противником, даже врагом.

– Не будем терять времени, – очнулся от задумчивости Виктор. – Я знаю, что вы – женщина деловая и ответственная. Со своей стороны я заявляю, что не испытываю к нам ничего, кроме уважения, и потому хочу сообщить – вас ввели в заблуждение. Александра Шульга страдает не невинно. Она и её муж, семья их друзей Молчановых получили то, на что с лёгкостью обрекали других. Она просила вас вернуть ей дочь? Не выйдет. Здесь вы бессильны так же, как и сама мамаша. В клубе Алла больше не появится никогда, и сегодня вечером её там не было. Так что зря вы стремились попасть на представление и гнали мотоцикл по наледи, рискуя жизнью.

Виктор выколотил трубку о железный край глубокой пепельницы.

– Всем вашим агентам крупно повезло. Я сегодня ночью навсегда уезжаю из России и ради этого праздника прощаю им грехи. Каждый добывает деньги, как умеет, а кушать людям надо минимум три раза в день. Кроме того, девочки хотели подставить Макса, отомстить ему. Макс едет со мной, и поэтому тоже прощает Алёну Миргалееву, Снежану Шагинян, Весту Чопикашвили, Ингу Ногаль. Никаких претензий у нас нет к Владимиру Чумаченко и к Георгию Соколову. Как видите, я уважаю чужие права, но взамен прошу уважать мои. Вы должны представить клиентке отчёт о проделанной работе, а я согласен помочь вам в этом. Создаётся впечатление, что Александра действительно не понимает, за что её карает судьба. И вы не представляете, почему я сосу кровь из бедной женщины, не сделавшей никому никакого зла. Я – демон, она – ангел, всё просто и понятно. Но это не так. Я не собираюсь оправдываться – просто хочу восстановить справедливость. Можете думать обо мне всё, что хотите, – мы ведь больше никогда не встретимся…

– Но почему вы утверждаете, что никогда не вернёте Александре дочку? Деньги – да, она была должна. Но за что мучается ребёнок?!

– Ребёнок… Она уже втянулась, познала сладость греха. Даже если бы я вернул Аллу матери, она не слезла бы с иглы. Она бегала бы за каждым мужиком, умоляя её трахнуть. И такой эта барышня-недотрога теперь будет всегда. Александра не внесла требуемой суммы – её внёс богатый японец, член секты Муна. А деньги эти нужны мне. Нужны для того, чтобы вернуть долг нескольким семьям, пострадавшим по вине Артёма Лукьянова и Никиты Молчанова. Все эти семьи потеряли кормильцев. И все обратились ко мне, отчаявшись иначе восстановить справедливость. Возможно, я поступаю излишне жестоко по отношению к Алле. Но, с другой стороны, ей будет спокойно и комфортно за границей. Её будущего мужа я знаю как порядочного человека. К тому же трудолюбивого и ответственного. Он зря деньги не заплатит – значит, будет беречь купленную игрушку. К сожалению, это единственное, чем я могу утешить Александру. Даже если бы я сейчас захотел подарить вам Аллу, сделать это уже не смогу. Я связан словом с её будущим мужем. Мать Аллы денег не нашла, не поборолась за свободу дочери. Она вообще не привыкла бороться. Просто приходила и брала своё. Брала у Артёма, который, в свою очередь, вырывал куски изо рта у других. И был искренне уверен в том, что по-другому жить нельзя. Он действительно задолжал, и гораздо большую сумму, чем вы думаете. Если деньги можно возвратить, пусть и через несколько лет, то убитых, к сожалению, я вернуть не в состоянии. Их не впустит в мир живых даже сам Господь Бог.

Такой раздавленной и опустошённой Оксана не чувствовала себя никогда в жизни. Она не знала, что делать – плакать или истерически хохотать, гневаться или демонстрировать ледяное равнодушие. Она сидела, стиснув пальцами подлокотники кресла, и смотрела на тёмное окно, на отсветы пламени, мечущиеся по бревенчатым стенкам. Сидела прямо и неподвижно, и вовсе не от того, что опасалась собаки или охранников; просто у неё не было сил ни возмущаться, ни уговаривать.

До сегодняшнего дня Оксана плохо представляла себе, что такое эмоциональный шок, а вот сейчас поняла и ужаснулась. Сиди напротив неё бугай с бритым черепом, с пудовыми кулаками и в золотых цепях, было бы легче. Но услышав подобное от симпатичного интеллигентного человека, кавалера боевого советского ордена, Оксана почувствовала, что сходит с ума.

– Девчонке даром привалило счастье, которого другие добиваются в течение всей жизни, и очень часто мучаются зря. Муж-иностранец, пусть и на сорок лет старше, – чем плохо? А вот остальным трём заложникам счастливая карта не выпала. Денег родственники не внесли, а тащить их за границу я не собираюсь. Там эта троица тем более никому не нужна – две проститутки и наркоман. Я откровенен с вами потому, что завтрашний вечер проведу уже в другом полушарии. Как только мой самолёт покинет воздушные пределы России, вас освободят.

Старосвецкий заметил тихий ужас в широко раскрытых глазах молодой женщины.

– Я изучил вашу биографию и решил, что вы меня поймёте. По крайней мере, постараетесь понять. Мы оба рано остались без матерей. Потеряли и отцов, но по разным причинам. Ваш папа умер, а мой ушёл к мачехе, оставив детей на тёщу. Нам с вами пришлось в тяжелейших условиях отвоёвывать своё место под солнцем, доказывать своё право на достойную жизнь. Мы не безгрешны, но всё же сотворили куда меньше зла, чем те, кто сейчас взывает о помощи. По мере сил и возможностей мы восстанавливаем попранную справедливость. В сущности, мне до последнего времени было безразлично, добром или злом меня здесь помянут. Я сделал всё, что мог, и теперь должен сойти со сцены. Всё остальное – не в моей власти. Раньше плебс требовал хлеба и зрелищ, теперь – шопинг и шоу. В сущности, это одно и то же. Если бывшая великая держава хочет только жрать и торговать, значит, солнце над ней пошло на закат. Я не желаю более находиться внутри умирающего организма – потому и уезжаю. Но вчера мне неожиданно захотелось передать Александре последний привет. Позволите?