Вкус пепла - Станислав Рем

Аристарх Викентьевич по-своему расценил молчание гостя.

– Может, желаете поужинать? Есть овощной суп. Вы как?..

Саша с силой отрицательно мотнул головой. Есть он хотел. Но не в этом доме, не у этих господ. Эх, жаль, что его не позвал к себе второй чекист, Доронин. Ему, Саше, он сразу понравился. С первого взгляда видно: есть в мужике стержень. Глянешь на него, и сразу понимаешь: человек плавал по морям-океанам. Ну и что, что на ногах сапоги, а на теле гимнастерка? Зато из-под расстегнутого ворота видна тельняшка, душа моряка. Хоть маленький, но шик. А Озеровский…

Ненависть билась в нежной мальчишеской груди. Ярая, лютая ненависть. Если бы Доронин не приказал ехать в дом старика, Саша бы с удовольствием остался в здании ЧК, где нашел бы себе местечко для отдыха. Не впервой. Вещмешок под голову, курткой укрылся – вся недолга. Однако чекист приказал, а приказы следует выполнять. «Ну, да ничего… – снова подумал молодой человек. – Завтра скажу Доронину, что буду жить на Гороховой, хоть на чердаке. А потом… Потом найду момент и наведаюсь к нам домой. Пообщаться кое с кем. – Кулаки молодого человека с силой сжались. – Мы еще за все поквитаемся!»

Дверь за спиной надсадно скрипнула.

Александр не заметил, как Аристарх Викентьевич вышел из залы.

«Догадался, что ли, о чем думаю? – прикинул Мичурин. – Скорее всего, так. Ведь сколько раз Феликс Эдмундович говорил: скрывай эмоции. У тебя все на лице написано. А вот ни черта не получается».

Кулаки как-то сами собой разжались. На душе стало муторно. Действительно, что это он при Озеровском стал кочевряжиться? Старик-то при чем?

«То есть как это при чем? – тут же зло осадил себя Саша. – Притом. Он один из них. Из тех, кто виновен в смерти мамы и папы. Служил Керенскому? Служил. Значит, виновен».

С последней мыслью юноша, специально не разуваясь, лег на диван, кинув под голову мешок с вещами, и спустя несколько минут спал, по-детски посапывая во сне.

* * *

Паровоз в ожидании команды осторожно, будто проверяя, все ли в порядке, пускал под колеса пар. Феликс Эдмундович отметил, как матовое облачко вырвалось из клапана, растеклось по перрону, растворяясь в воздухе.

– А Кроми арестовать не удалось, – вещала тем временем Варвара Николаевна. – Оказал вооруженное сопротивление. Застрелили.

Дзержинский, отвернувшись в сторону, тихо, так чтобы никто не услышал, выругался: бездари. Простого, элементарного не смогли выполнить.

– Бумаги? – Дзержинский протянул руку.

Варвара Николаевна вложила в нее свернутый в тонкую трубочку пакет.

– И это все? – удивлению чекиста не было границ. – Так ничтожно мало?

– Большинство документов британцы успели сжечь, – вынуждена была признаться Яковлева.

– То есть как это «успели»? – Глаза чекиста, будто пиявки, впились в женщину.

– Я… Мы… Мы хотели, чтобы они сами открыли нам двери.

– И дали время на уничтожение улик? – взорвался Железный Феликс.

Четыре месяца тщательной работы, три подвода к британцам своих людей, с трудом налаженный контакт – все псу под хвост.

Варвара Николаевна, покаянно опустив голову, смотрела себе под ноги. А в голове… А в голове мысли неслись табуном.

Яковлева не случайно отдала приказ начать с переговоров, а не сразу приступить к штурму посольства, как на том настаивал Феликс Эдмундович. Дзержинский стал для нее опасной фигурой на данной шахматной доске, такой же опасной, как и Зиновьев. Именно поэтому она и решила выполнить приказ Григория Евсеевича (о неторопливом проведении операции), а не Дзержинского. Логика в ее действиях была проста: в Москве всем заправляют друзья Григория, отсюда вывод: Феликс в опале. И если сейчас поддержать позицию ВЧК, можно проиграть. А вот убийство Кроми и уничтожение материалов никак не повлияет на Дзержинского, только несколько ослабит его позицию, и не более. Если он силен, сможет выплыть и без этих материалов. А если слаб, что ж, тогда она поступила правильно.

И еще: хорошо, что Дзержинский направил на исполнение приказа группу Сеньки Геллера. Проинструктировать-то он его проинструктировал, да не учел одного: Семен состоял в связке с Варварой, а поэтому справиться с приказом Зиновьева было проще простого. Прислал бы людей Бокия, и кто знает, чем бы все закончилось?

Теперь оставалось только делать вид, будто опростоволосились. Ну что значит небольшой нагоняй, тем более от опального руководителя, в сравнении с тем, что тебе светит в будущем? Мелочь. Можно и потерпеть.

Однако Феликс Эдмундович не стал отчитывать Яковлеву.

– С этого момента ПетроЧК будет руководить Бокий. Ты – его помощник. Считай данное решение наказанием за невыполнение приказа. Можешь быть свободна.

Варвара Николаевна резко развернулась на месте и, не прощаясь, подметая перрон подолом черной юбки, устремилась к выходу. Дзержинский проводил ее долгим, пронзительным взглядом.

«Предала, – сама собой возникла острая, режущая мысль в голове первого чекиста. – Теперь нужно выяснить, телеграфировал Зиновьев Свердлову или нет? И когда телеграфировал. Если до штурма посольства, то, вполне возможно, Зиновьев получил из Кремля приказ не штурмовать. Если же после… Впрочем, какая разница! Варька со своим волосатым любовником подложили хорошую свинью. Хорошо, что отдал приказ Бокию передать дело Канегиссера Отто и Риксу. Те уже проинструктированы, как довести расследование до конца. Не подведут. Вот только сам Бокий…»

– Феликс!

Дзержинский обернулся. К нему подбежал запыхавшийся Глеб Иванович.

– Слава богу, успел.

– Gdy się człowiek spieszy, to się diabeł cieszy[35], – усмехнулся Феликс Эдмундович.

– Не совсем понял, что ты сказал, но вот за дьявола можно и обидеться.

– Ишь ты… Ладно, – тонкие пальцы первого чекиста чуть тронули локоть подчиненного, – извини. Что-то случилось?

Бокий вскинул голову, открыто и решительно посмотрел в глаза Дзержинского.

– Я с тобой, Феликс.

– Уверен? – Взгляд первого чекиста стал стальным. – Уверен, что принял правильное решение? Я ведь сегодня не в чести.

– Отойдем в сторону. – Чекисты сделали несколько шагов к противоположному краю перрона, так чтобы оказаться подальше от охраны. – Помнишь, я тебе сегодня докладывал по делу о прокламациях «Всемирного израильского союза» и «Каморры народной расправы»?

– Дело художника Злотникова? И что?

– Дело в том, что во время одного из допросов Злотников признался, будто имел контакты не только с монархистами, но и с кем-то из наших. Не из ЧК, а из власти в целом. Точнее, с людьми из Петросовета. Одним словом, Злотников те прокламации изготовил из-за спора. Проспорил.