Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис

В синоптических Евангелиях даже есть ошибка: заседание Синедриона не могло быть созвано в ночь с четверга на пятницу или в пятницу утром. Рассказ о нем — преувеличенная и усиленная литературная версия известных евангелистам слухов о допросе Иисуса у Анны. А на этом допросе собрались самые враждебные Иисусу священники и фарисеи, но, несомненно, не присутствовал Высший совет в полном составе. Поскольку евангелисты составляли жизнеописание своего Учителя, и эта задача вынуждала их вместить в рамки Страстной недели все события, которые произошли в Иерусалиме за время публичного служения Иисуса, они объединили в вымышленный судебный процесс все, что противопоставляло Галилеянина еврейским властям, — его слова о Храме, его заявление, что он Мессия, осуждение за богохульство… Это отсутствие формального, проведенного согласно установленным правилам судебного процесса было большой ошибкой Анны и Каиафы. Никодим уже возмущенно спрашивал: «Позволяет ли наш Закон осудить человека, не выслушав его и не узнав, что он сделал?»

Теперь надо было действовать быстро. Иисус, арестованный в четверг, за два дня до Пасхи, должен быть казнен до начала праздника. Так решили оба первосвященника. Петр во время допроса оставался во дворе, среди стражников и слуг, и продолжал греться у горящих углей — стоя, по словам Иоанна. Кто-то вгляделся в него и спросил: «И ты не один ли из его учеников?» — «Нет, — ответил Петр, — я не из них». Лука и Марк добавляют подробность, возможно полученную из надежного источника, то есть от самого Петра. Тот, кто его рассматривал, сказал еще: «И к тому же он галилеянин», давая понять, что узнал Петра из-за его сильного северного акцента. Матфей тоже заставляет этого человека сказать Петру: «Твой выговор тебя выдает». Петр клянется, что сказал правду, горячится. Но никто не получил приказа арестовать учеников пленника. Немного позже один из слуг Анны (дотошный Иоанн уточняет, что это был родственник Малха) снова говорит о том же: «Не тебя ли я видел с ним в саду?» Петр снова отвечает отрицательно и отходит в сторону. В этот момент поет петух. Лука пишет, что Иисус, которого, несомненно, вывели во двор и ждали, пока его поведут к Каиафе, тогда повернулся и посмотрел на Петра. Не узнал ли Лука об этом от Иоанна, который не включил этот момент в свое Евангелие? В любом случае это очень красивая и волнующая сцена. Петр осознает, что именно он только что сделал, и вспоминает предупреждение Иисуса. Он, горько плача, выходит из дворца.

Евреи не очень любили птиц куриной породы из-за того, что те, скребя землю, выкапывали из нее червей и других нечистых животных, но в садах частных домов Иерусалима эти птицы были, правда в малом количестве. Шалом бен-Хорин отмечает, что в первой утренней молитве евреи благословляли Господа Бога за то, что Тот дал петуху ум, позволяющий отличать ночь от дня. Не было ли в словах Иисуса иронии по отношению к Петру, неспособному отличить свет от мрака?

Вернемся к Иисусу. Лучшим способом избавиться от него было передать его римским властям, у которых были сила и право. Каиафа, который щедро «подмазывал» из своей казны Понтия Пилата и, вероятно, каждый год присылал этому римскому наместнику крупную сумму денег, чтобы тот оставил его в должности, рассчитывал быстро добиться от Пилата согласия. Вот почему Анна решил ночью перевести Иисуса в дом своего зятя. Утром Анна и Каиафа в окружении сообщников лично являются в резиденцию Понтия Пилата, префекта Иудеи.

Прежде чем приступить к рассказу о судебном процессе, скажем несколько слов о трагической судьбе Иуды. В Новом Завете есть два варианта этой судьбы — один у Матфея, другой у Луки. В первом случае Иуда, узнав об осуждении своего бывшего учителя римскими властями, почувствовал угрызения совести, принес обратно деньги, полученные за предательство, и сказал первосвященникам и старейшинам: «Согрешил я, предав кровь невинную». Они ответили: «Что нам до того? Смотри сам». Иуда бросил свои 30 серебряных монет внутри ограды Храма, пошел и удавился, как сделал когда-то Ахитофел, желавший предать Давида. Первосвященники решили, что непозволительно положить обратно в сокровищницу эти деньги, которые были «ценой крови» (и потому стали ритуально нечистыми), и купили на них землю возле Иерусалима — поле горшечника, чтобы хоронить на нем чужеземцев. Матфей поясняет, что это поле «до сего дня» называется Земля крови.

Лука в Деяниях апостолов рассказывает о том же немного иначе. У него поле покупают не первосвященники, а сам Иуда делает это «на плату, полученную за свое беззаконие». Но на этом поле Иуда, упав на землю, «лопнул посередине, и выпали все его внутренности». Вот почему местные жители называют эту землю Акелдама, что значит «земля крови». И Лука связывает с этим пустынным местом слова из Псалтири: «Пусть станет его обитель пустыней, и пусть никто его не призывает!» Попытки совместить эти две версии никогда не были убедительными. Кажется, Лука меньше заслуживает доверия, чем Матфей, который выяснял подробности событий в кругах близких к Храму и сообщил ценные сведения о Страстях.

Трагический конец Иуды, сохранившийся в памяти первых христиан, породил много домыслов. Очень трудно сказать, действительно ли предатель испытывал мучительные угрызения совести, как считал Ориген, осознал ли Иуда слишком поздно последствия того, что сделал. Возможно, он не понял, что власти Иерусалима желали смерти Иисуса. Но ведь Иисус много раз говорил апостолам, что Сын Человеческий будет предан первосвященникам, старейшинам и книжникам и будет казнен! Возвращая серебряные монеты, Иуда, видимо, хотел избавиться от ответственности и, может быть, снять с себя проклятие, которое теперь лежало на нем. Не носил ли он в душе весь ужас древних евреев перед пролитием невинной крови — делом, которое клеймили слова Второзакония: «Горе тому, кто принял подарок, чтобы нанести смертельный удар жизни невиновного»? Но в конце концов Иуда не смог вынести стыда и повесился, дополнительно обесчестив себя самоубийством. И наконец, нужно отметить, что Матфей говорит о «земле горшечника» как о месте, которое было известно жителям Иерусалима и на котором хоронили чужеземцев. Он пишет, что это поле называется Земля крови до сего дня. Это доказывает, что он писал свое Евангелие до 70 г., когда римляне выселили из Иерусалима прежних жителей, изгнав их или сделав рабами. Это поле на арамейском языке называлось haquel dema и находилось, вероятно, юго-западнее Иерусалима, там, где сходятся долины Кедрон, Тиропеон и Гинном.

Итак, на сцене появляется Понтий Пилат из сословия всадников, то есть принадлежавший к нижнему слою римской аристократии (верхним слоем было сенаторское сословие). Его nomen, то есть родовое имя — имя его gens (рода), Pontius, встречалось у самнитов (самниты — ветвь народа сабинов, жившая в Абруццах). А его cognomen, имя его семьи, Pilatus, происходило от слова pilum, то есть короткое метательное копье — оружие легионеров. Может быть, Понтий хорошо умел сражаться этим оружием и за это получил прозвище «человек с копьем»? Поскольку обязанности префекта были только военными, есть некоторые основания предположить, что Понтий Пилат приобрел известность, сражаясь в римских войсках. А вот его praenomen, то есть личное имя, неизвестно (некоторые исследователи полагают, что оно было Луций, но доказательств этого нет). Согласно некоторым источникам, он был из Севильи и, с согласия Тиберия, женился на Клавдии, дочери Юлии и внучке императора Августа. В апокрифическом Евангелии от Никодима она названа Клавдия Прокула.