Избранное - Леонид Караханович Гурунц

переговариваясь друг с другом, будто между нами ничего не произошло.

*

Наконец учитель дал нам книжку стихов, которую обещал давно.

Вечером мы собрались у Васака.

Обычно мы с Васаком читали вместе. Когда попадались стихи, прибегали к помощи Мудрого, как, впрочем, поступали и другие наши одноклассники, даже постарше нас.

Никто в школе не умел так читать, как Мудрый.

В этот вечер я задержался в гончарной. Когда я, кое-как перекусив, прибежал к Васаку, все были в сборе.

Свет лампы едва освещал середину комнаты.

В доме нет ни деда Апета, ни тети Нахшун.

Я опускаюсь возле Васака, втиснувшись между ним и Суреном. Оглядываюсь. Как много собралось ребят! Но все же я скорее чувствую, чем вижу: среди нас нет Арфик. Ее отсутствие всегда заметно. Для этого не надо оглядываться по сторонам, всматриваться в лица.

Будь Арфик здесь, разве обошлось бы без ее: «Ой, мамочка!» Этим она всегда выражает и крайнюю радость, и крайнюю печаль. Арфик уже который месяц батрачит у Геворковых. Нанялась в батрачки — и не стало вездесущей Арфик среди нас. Даже на вартаваре не была. Нет и Аво, он тоже еще занят на работе у Вартазара.

Но я шарю глазами по углам — может, все-таки они здесь. Мне так хочется, чтобы они были. Ведь такие книжки не каждому даются в руки!

По-мальчишески ломким басом Арам начинает:

Проснитесь, добрые колокола!

Кто вырвал языки вам из гортаней?

Кровь просит слова, а не бормотанья.

Довольно вам молчать, колокола!

Я вернулся домой, должно быть, поздно. В доме все спали. Только дед, страдающий одышкой и бессонницей, сидел у тлеющего очага и попыхивал трубкой.

Я подошел и тихо опустился на кошму рядом с ним.

Дед потянул из трубки. При вспышке огня я увидел, как всегда, спокойные глаза.

— Читали? — спросил он.

— Да.

— Что?

— Рубена Севака. Это которого…

Я хотел сказать «турки зарезали», но дед опередил меня:

— Это который написал «Колокола»? Знаменитый человек. Достойный.

— Дед, — сказал я, стараясь унять дрожь в голосе, — если бы ты знал, каких поэтов сгубили янычары!

Дед густо откашлялся. Некоторое время он молча курил.

— Снявши голову, по волосам не плачут, мой мальчик, — сказал дед. — Янычары убили не только Рубена Севака, — они сгубили полтора миллиона армян за один только год. Ты должен об этом помнить. Большой грех берет на душу тот, кто старается вытеснить из памяти все черное. Горе убивает только слабых. Сильный тем и силен, что он все знает. А я хочу видеть тебя сильным, дитя мое…

Голос деда осекся. Через минуту я снова услышал его жаркий шепот:

— Но не следует таить злобы на всех турок, мой мальчик. Не все турки нам враги. Ты должен помнить об этом. Дядя Авак за семью горами побывал, с умными людьми садился-вставал, вот у него и спроси.

VII

Не знаю, как остальные папахоносцы, а что касается нашего постояльца… Он, оказывается, еще любит и поговорить.

Наш постоялец мог часами долбить одно и то же и требовал, чтобы ему внимали не прекословя. Говорил он, запинаясь, напряженно морща лоб, точно повторял чужие слова:

— Все вопросы в Армении надо решать не одними нашими слабыми силами, а вмешательством большой страны, — изрекал Карабед, заметно заикаясь (видно, ему стоило не малых усилий вспомнить услышанное от начальства). — А кто может взять нашу маленькую Армению под свое покровительство? — вопрошал он и сам отвечал: — Большое государство, для которого Армения как малая сестра…

Дед обычно слушал постояльца не перебивая. Но однажды он спросил:

— А как думаешь, Карабед, кто эта сердобольная держава, которая протянет нам руку помощи?

— Англия. Разве тебе не известно? Ее надо звать на помощь, — ответил постоялец.

Дед подавился дымом, закашлялся.

— Понятно, — сказал он сквозь дым. — Одно такое приглашение обошлось уже в тридцать тысяч жизней.

Я с недоумением посмотрел на деда. Он явно намекал на кровавую резню в Баку после прихода англичан. Об этом рассказывал нам дядя Авак. Но дед? Откуда знает дед? В последнее время он говорит такое, о чем раньше и не заикался.

— Темный ты человек, уста! — с притворным миролюбием сказал Карабед. — Вот ты говоришь слова, за которые Тигран-бек, узнай он это, повесил бы тебя вниз головой. Кто так отзывался о наших благодетелях? Бакинские комиссары. Кто сейчас повторяет это? Партизаны.

Он пристально посмотрел на деда.

После этого дед старательно избегал даже коротких разговоров с постояльцем.

Но однажды, несмотря на все уловки, Карабед все же навязал ему беседу.

Вернее, Карабед, как всегда, задавал вопросы и сам отвечал на них.

— Ты говоришь, рука сгибается к себе. Зачем это вдруг так расщедрилась Англия? — Он всмотрелся в деда. — Хитрый ты человек, уста, хитрый. Лица твоего я за дымом не вижу, но меня не проведешь, оно смеется сейчас — дескать, заливай, Карабед, знаем этих благодетелей: они тебе кизил, а ты им быстрокрылого скакуна. Иначе дружба врозь.

Карабед мутными глазами огляделся по сторонам и заторопился:

— Ну, конечно, ты немного прав: не подмажешь — не поедешь. Кое-что, может, и придется отвалить, то есть уступить…

Карабед опять начал заикаться, что-то мучительно стараясь припомнить, но, так и не вспомнив ничего, сказал:

— Придется… Небольшая уступочка — и все в порядке. И овцы целы, и волки сыты. Вот она, политика, уста!

Дед насмешливо ответил, морща лоб:

— Нашел с кем толковать об умных делах! Темнота, милый человек, откуда мне знать такие слова?

*

Как-то встретившись с Васаком лицом к лицу у нашей гончарной, я сказал как можно независимее:

— Ксак, одолжи мне свое зеркальце. На один день.

— Ого, — обрадовался моему предложению Васак. — И ты решил девчачьим делом заняться? Хвалю.

Только через минуту, согнав с лица широкую улыбку, насторожился:

— А зачем тебе оно вдруг понадобилось? Уж не собираешься ли пустить зайчика на Асмик?

Я покраснел, но трижды перекрестился, поклявшись, что не собираюсь.

— Далась она мне! — заверял я как мог.

Васак испытующе рассматривал меня с ног до головы. Хотя эти осмотры ничего не могли ему сказать, он заключил:

— Не сойти мне с места, если ты не для Асмик стараешься.

— Сказал — нет, — рассердился я. — Сам слышал, кого она избрала из нас. На что мы ей, этой ветрогонке, если на свете есть гимназист Цолак?

Довод был неотразимый, он сразу расхолодил пыл Васака, снял подозрение. В самом деле, где горшечник Васак или Арсен, а где гимназист Цолак? Нельзя сравнить несравнимое. Любая другая на месте Асмик поступила бы так же.

В