Прекрасные мелочи. Вдохновляющие истории для тех, кто не знает, как жить дальше - Шерил Стрэйд

Дорогая Лапочка!

У меня есть два друга, которых я нежно люблю. Один из них – мужчина, мы знакомы еще с тех времен, когда были подростками. Пару лет назад у нас с ним случился короткий немоногамный роман. Потом он влюбился в другую женщину, которую не без оснований предпочел мне. Хотя я знала, что нам суждено быть друзьями, а не романтическими партнерами, мои чувства к нему были глубоки, и сердце мое было разбито. Со временем боль утихла, а наши дружеские узы только окрепли.

Второй друг – женщина. Я безмерно восхищаюсь ею как писателем и человеком. Она остроумна, сексуальна, умна. Мы поддерживаем друг друга во время любовных неурядиц и веселимся всякий раз, когда бываем вместе. Она поддерживала меня, когда мой друг встретил другую женщину. Она сидела со мной, когда я беззастенчиво рыдала на глазах у толпы в самом центре Сан-Франциско.

Не так давно эти двое моих друзей познакомились и «запали» друг на друга. Он начал в шутку поговаривать насчет того, чтобы переспать с ней. (Сейчас у него нет подруги.) Я сказала ему, что эта мысль мне неприятна, но он лишь отмахнулся от меня. Я не стала раздувать эту тему, потому что моя подруга поклялась, что никогда не станет с ним спать. Она говорила это не раз и не два, убежденно подчеркивая свои намерения, хотя я ее об этом и не просила. Пусть я преодолела влечение к этому мужчине, но та история все еще слишком свежа в памяти, и душевная рана не затянулась. Она видела, что это по-прежнему меня гнетет. Я доверяла ей.

Но это все равно случилось. Они переспали. Когда мой друг сказал мне об этом, я очень расстроилась и накричала на него за то, что он не посчитался с моими чувствами. Мы несколько раз подолгу говорили по телефону, и в конце концов я почувствовала, что он слышит, ценит и уважает меня. Он также заставил меня примириться с собственной ревностью и пониманием того, что поступки других людей мне неподвластны. С тех пор мне пришлось как следует присмотреться к собственным комплексам и стремлению все контролировать.

Спустя две недели моя подруга извинилась за нарушенное обещание. Я ответила ей, что сама заблуждалась и у меня изначально не было права на подобное обещание, хотя действительно обиделась и рассердилась, когда узнала правду. Она сделала то, что считала правильным для себя, а теперь пришел мой черед разобраться, что будет правильно для меня, и дать себе время и пространство для маневра. Какая-то часть меня мирно восприняла этот вывод. Но к тому моменту меня настолько эмоционально измотала вся эта ситуация, и я питала такое отвращение к себе, что не была даже уверена, заслуживаю ли чьих-то извинений.

Лапочка, я в затруднении. Я знаю: то, что они сделали, не было морально неправильным. Мне и самой прежде случалось испытывать влечение к бывшим своих подруг и друзьям своих бывших. Между этими двумя моими друзьями возникли отношения, не зависящие от меня. И все равно мне было очень больно. А хуже всего то, что я стыжусь своей обиды. Я стыжусь ревности, продолжающей жить во мне (без моего ведома) еще полтора года после того, как наш роман завершился. Мне хочется видеть себя благородной личностью, способной порадоваться за дорогих людей, которые смогли получить совместное сексуальное удовольствие. Хочется верить, что вся эта обида – плод моей собственнической натуры, и мне нужно измениться и преодолеть ее. Единственное, чем я теперь занимаюсь, – самобичевание из-за любого сделанного мною выбора. Мой внутренний компас в этом вопросе отказал. Я нуждаюсь в твоих мудрых словах утешения.

С любовью,

Дорогие женщины!

Пару лет назад маленькие Лапочки устроили яростную драку из-за оторванной головы черноволосой пластиковой принцессы. У сына разве что пена изо рта не шла. Дочка вопила так долго и столь громко, что я начала опасаться, как бы соседи не вызвали полицию. Пострадавшая оторванная голова была размером с шарик жвачки, а вместо шеи было отверстие, в которое должны были вставляться взаимозаменяемые туловища. Дочка в кулаке держала туловище древней египтянки, а сын сжимал в руке знойную пиратку в короткой юбочке. Вот из-за чего был весь сыр-бор.

Ни одного из них нельзя было убедить отказаться от притязаний на оторванную голову черноволосой пластиковой принцессы, с какой бы мягкостью, строгостью или маниакальным бешенством я ни объясняла, что они могут играть только по очереди, прикрепляя ненадолго голову к «своему туловищу». Их ничто не могло успокоить из кучи тех бесчисленных предметов, которые захламляют их общую комнату: ни корзинка с агатами, ни деревянные кинжалы; ни плюшевые котята, ни алфавитные карточки; ни пенопластовые мечи, ни наполовину растерянные фломастеры; ни балерины, ни римские легионеры, ни мартышки, ни статуэтки фейри[33] на золотистых монетках, ни фигурки киногероев, ни единороги, ни гоночные машинки, ни динозавры, ни крохотные блокнотики на пружинках – ни какая другая проклятая вещь во всей долбаной вселенной, кроме оторванной головы черноволосой пластиковой принцессы, не могла их утешить.

«Она моя», – вопила дочь.

«Я первым стал с ней играть», – вторил ей сын.

«Она моя самая любимая», – завывала дочь.

«Ты все время играешь с моими любимыми игрушками», – ревел сын.

Я убеждала, приводила логические доводы, вносила предложения, вскоре превратившиеся в приказы; но, честное слово, в конечном счете ничего не могла поделать. Была одна голова и два туловища. Этот неоспоримый факт подобен буре, которую мы должны терпеливо пережидать, пока она не вырвет с корнем все деревья.

Я начала с этой аллегорической миниатюры из репертуара Лапочки не потому, что считаю ваши индивидуальные и общие трудности, касающиеся дружбы, такими же ребяческими, как драка из-за игрушки; но скорее потому, что это довольно познавательный опыт – поразмыслить как следует о нашем желании иметь не только то, что принадлежит нам, но и то, что принадлежит тем, кого мы любим, – не только потому, что мы хотим эти вещи для себя, но и потому что хотим, чтобы их не было у их обладателя. Страсть личного обладания стара как мир и так же бесконечна. Это зерно сути той проблемы (оно ничуть не больше шарика от жвачки), которую мы пытаемся здесь решить, и я предлагаю вам обеим об этом задуматься.

У всех нас есть обоснованные претензии на оторванную голову черноволосой пластиковой принцессы. Мы полагаем, что владеть ею можем только мы, и отказываемся выпускать ее из рук.

Прежде чем мы начнем по-настоящему распутывать вашу ситуацию, оговорюсь, что абсолютно уверена: если вы обе продолжите молчаливый диалог с самими собой об этой сомнительной и странной истории, что случилась с мужчиной, которого я осмелюсь назвать Соблазнительным Плутом, то обе об этом пожалеете. Более того, вы высидите целый выводок все более и более искаженных представлений о том, что произошло и что это значит; кто и что сказал и сделал – все это не просто сделает вас несчастными, печальными и озлобленными, но и лишит каждую из вас подруги, с которой вам, право слово, следовало бы посидеть на веранде спустя десяток лет и от души посмеяться, вспоминая, какими тупицами вы были в прошлом, то есть сейчас.