Прекрасные мелочи. Вдохновляющие истории для тех, кто не знает, как жить дальше - Шерил Стрэйд

По крайней мере, это невозможно полностью реализовать в том виде, как тебе это видится сейчас. Я уверена, что то, из-за чего ты сейчас так взвинчена, – цвет салфеток, приглашение, которое следует (или не следует) послать Рэю, кузену твоей матери, – значит очень мало, и все, что будет происходить на самом деле в тот день, когда ты будешь выходить замуж, положительно сведет тебя с ума.

Твоя свадьбы будет сплошным удовольствием, медовая моя булочка, но только после того, как ты согласишься, что в ней нет ничего сверхъестественного. Вероятно, полезно будет перестать думать о ней как об идеальном «празднестве», представляя себе скорее суматошный, прекрасный и роскошно неожиданный день в твоей милой жизни.

Моя собственная свадьба была, что называется, «это нечто», хотя мне довольно долго казалось, что все покатилось в тартарары. Когда прибыли наши гости, около сотни человек, лил проливной дождь, а мы не подготовили на случай стихии запасных сценариев для нашей церемонии, которая должна была состояться под открытым небом. Мистер Лапочка вдруг понял, что забыл в городе, где мы жили, – за девяносто с лишним километров от места проведения свадьбы – свои брюки, а я внезапно обнаружила, что оставила дома разрешение на брак. Моя свекровь вырядилась пастушкой библейских времен (если бы пастушки библейских времен носили тюль), а одна из моих старых подруг оттащила меня в сторону, чтобы устроить выговор за то, что я не выбрала ее подружкой невесты. Я никак не могла найти «невидимки», чтобы приколоть вуаль к волосам, а потом, когда были куплены другие «невидимки», для чего пришлось совершить безумный марш-бросок по двум местным магазинчикам, я и семь моих подруг никак не могли заставить эту треклятую вуаль держаться на моей голове.

Многие происшествия такого рода кажутся катастрофой в тот миг, когда они происходят; но эти казусы остаются одними из самых нежно лелеемых воспоминаний о том дне. Если бы не они, я не бежала бы по улице под проливным дождем, держа за руку мистера Лапочку, хохоча и плача одновременно, потому что мне предстояло выйти за него замуж в пропыленном библиотечном подвале, а не на прекрасном берегу реки. Я никогда не испытывала ничего подобного тому чувству, которое возникает, когда твой знакомый вызывается ехать в другой город и гнать машину на запредельной скорости, чтобы привезти пару брюк и документ. Я бы никогда не узнала, как выглядят пастушки библейских времен в наряде из тюля, как не узнала бы и важных сведений о своей старой подруге. И я не была бы увлечена этими проклятыми «невидимками» в своих волосах настолько, что даже не заметила, что дождь уже кончился, а мистер Лапочка потихоньку договорился с нашими гостями, что те возьмут белые деревянные стулья, около сотни, и потащат их на расстояние в полкилометра – из ужасного подвала библиотеки на травяную лужайку на берегу красивой реки, где я надеялась выйти за него замуж, нежась в лучах солнца. Так оно в конечном счете и случилось.

Все мы теряемся в мелочах; но не потеряй этот день, Агрессивная. Составь список всего, о чем нужно позаботиться, что решить и о чем побеспокоиться в период между сегодняшним днем и днем твоей свадьбы, а потом обведи кружком самое важное в списке и сделай работу как следует. Распредели прочие обязанности или прими решения по поводу всего остального – и больше не позволяй себе волноваться.

Пусть твоя свадьба будет чудом. Пусть она станет чертовски славно проведенным временем. Пусть она будет тем, что ты не можешь представить и срежиссировать, даже если бы ты на самом деле могла. Вспомни, почему ты так испереживалась, что подтолкнуло тебя к гневу, агрессии и написанию письма советчице-колумнистке. Ты выходишь замуж! Впереди тебя ждет не просто еще один день, но мерцающий кусочек твоей таинственной судьбы. Все, что от тебя требуется, – это присутствовать там.

Дорогая Лапочка!

Похоже, тайна становления – в широком смысле – является главной темой многих твоих колонок. Мол, человек не знает, чем обернется какое-то событие, пока не проживет его. И мне захотелось узнать больше. Можешь ли ты привести конкретный пример того, как некое событие сыграло свою роль спустя годы в твоей жизни, Лапочка?

Спасибо!

Дорогой Большой Поклонник!

В то лето, когда мне было восемнадцать, однажды вместе с матерью я ехала в машине по проселочной дороге. Дорога проходила через деревенскую глушь округа, где я выросла. Здесь все местные дороги были проселочными, а дома разбросаны по сторонам на километры, поэтому соседи виделись редко. Когда едешь в машине, дорога превращается в сплошную ленту деревьев, полей и диких цветов. В то утро мы с матерью наткнулись на гаражную распродажу в большом доме, где в одиночестве жила престарелая женщина, муж которой умер, а дети выросли и разъехались по разным уголкам страны.

– Давай посмотрим, что у нее там есть, – предложила мама, когда мы проезжали мимо. Я свернула на подъездную дорожку, припарковалась, и мы вышли из машины.

Мы оказались единственными посетителями. Даже сама старушка, устроившая распродажу, не вышла из дома, а лишь помахала нам из окна. Был август – последний отрезок времени, который мне предстояло прожить с матерью. К тому времени я завершила первый год обучения в колледже и приехала домой на лето, потому что получила работу в соседнем городке. Через пару недель я вернусь в колледж, и мне больше никогда не доведется жить в том месте, которое называла своим домом, – конечно, тогда я еще об этом не знала.

На гаражной распродаже не было ничего примечательного. Я поняла это, пробираясь среди всякого барахла – старых кухонных кастрюль и потертых настольных игр, неполных наборов тарелок, разрисованных полинялыми, вышедшими из моды цветами, и воистину чудовищных полиэстровых трусов. Но, когда я повернула голову, собираясь предложить матери ехать дальше, что-то зацепило мое внимание.

Это было красное бархатное платьице, отделанное белым кружевом, сшитое на крохотную девочку, едва научившуюся ходить.

– Погляди-ка на это, – сказала я и подала платьице матери, которая воскликнула: «Ух ты, какая прелесть!» Я согласилась с ней, а потом положила платьице на место.

Через месяц мне исполнится девятнадцать лет. Через год я выйду замуж. Через три года буду стоять на лужайке, сравнительно недалеко от дома той старушки, держа в ладонях прах моей матери… В тот момент я была абсолютно уверена, что сама никогда не стану матерью. Дети – существа милые, но они ужасно раздражают, – так я тогда думала. Я хотела от жизни большего.

И все же – смешно, необъяснимо – в тот день, за месяц до моего восемнадцатого дня рождения, когда мы с матерью перебирали останки чьей-то чужой жизни, я продолжала снова и снова мысленно возвращаться к тому красному бархатному платьицу, сшитому на маленькую девочку. Не знаю почему. Не могу объяснить это даже сейчас – только скажу: в нем было нечто непреодолимо привлекавшее меня. Я хотела заполучить это платьице. Я пыталась отговорить себя от непонятного желания иметь его, разглаживая ладонями бархатную ткань. У воротничка был приклеен маленький кусочек малярной ленты с надписью: