Управление - Андреас Эшбах

Леттке опустился в свое кресло за письменным столом и уже потянулся за словарем, чтобы еще раз проверить свой следующий ответ, как его взгляд упал на открытый ящик.

Его рука замерла на полпути. Его глаза едва ли могли поверить в то, что видели: не хватало двух презервативов! Определенно. Их было пять – это он точно знал – теперь их только три.

Удар мешком по голове удивил бы его куда меньше. Не из-за материальной ценности презервативов – хотя это была контрабанда из оккупированной части Франции и раздобыть их было непросто, дорого и рискованно, – потому, что немцам было запрещено владеть противозачаточными средствами любого рода. И укравший у него два презерватива – только кто-то из ведомства.

Коллега, другими словами. Коллега, державший теперь его судьбу полностью в своих руках!

Только теперь, с задержкой, наступила шоковая реакция. Леттке покрылся потом, протянутая к словарю рука задрожала, и в нем поднялась обжигающая волна чистой ярости: желание найти его и уничтожить, прежде чем он сможет причинить ему вред.

Понятное дело, огромной глупостью было держать такие вещи здесь, в кабинете. И к тому же в ящике, которым он постоянно пользовался и часто держал открытым. Да, ему следовало быть куда более предусмотрительным, кто бы говорил.

Но это не оправдание. И не исключает опасности. Теперь его могли начать шантажировать, и никто лучше него не знал, что значит подвергаться шантажу.

Внезапно Леттке стало трудно дышать. С дрожью в животе у него перед глазами пронеслась сцена, как он возвращается домой, а там его уже поджидает полиция…

Именно в этот момент зазвонил телефон.

Сперва Леттке сделал два глубоких вдоха и выдоха и только потом поднял трубку.

– Да? – коротко произнес он в невольном ожидании услышать голос матери, сообщавшей о прибытии мужчин, облаченных в нарочито неброскую одежду.

Но на другом конце провода была не его мать, а эта наборщица программ, Хелена Боденкамп, о которой Адамек был такого высокого мнения. Она уже завершила анализ, и у нее определился список из четырех имен.

– Я только хотела уточнить, на месте ли вы, – услужливо сказала она. – Тогда я занесу его вам, если угодно.

Леттке провел свободной рукой по лицу, прогоняя все гнусные выражения, вертевшиеся у него на языке, и ответил предельно вежливо:

– Да, я еще здесь. Приносите.

Пока он ждал, он начал все обдумывать. Возможно, вором был Добришовский. У лысого исполина было семеро детей, которые, как он признавался, действовали ему на нервы: понятно, если больше детей он не захочет. И в 37 лет он еще не настолько старый, чтобы уже утратить сексуальное желание. Тем более его жена – Леттке несколько раз видел ее на рождественских вечеринках – по-прежнему выглядела довольно привлекательно.

Но если это был Добришовский и им двигало желание без последствий покувыркаться с женой в кровати, – почему он взял только два презерватива? Почему не все?

Этого Леттке не понимал. А непонятные вещи всегда таят опасность.

Прошло пять или десять минут, когда за матовым стеклом двери возникла узкая тень и раздался робкий стук.

– Войдите! – нетерпеливо воскликнул Леттке, но это не помогло: Боденкамп открыла дверь так осторожно, словно боялась сломать ее неосторожным движением, сперва просунула голову, протянула распечатку и произнесла:

– Я нашла четыре имени, по одному в каждом городе. Все они созванивались друг с другом, а еще несколько раз встречались за последние несколько недель.

– Да войдите вы уже, черт побери, – напустился на нее Леттке. – Это не обязательно слышать всему коридору!

Она вздрогнула и быстро шагнула вперед, робкая, худощавая девица, без малейшего следа уверенности в себе, раз прячет свою маленькую фигуру в бесцветные бабушкины тряпки. Ужасно. В отделе программисток работает множество аппетитных девиц, а ему, как назло, по работе досталась серая мышка.

– Дайте сюда, – грубо сказал он и протянул руку.

Она передала ему листок. Он пробежал глазами по написанным именам. Они ни о чем ему не говорили, впрочем, он этого и не ожидал.

Он вздохнул.

– Хорошо. Спасибо. Это всё на сегодня. И запомните – никому об этом ни слова!

– Да, герр Леттке.

– Хайль Гитлер.

– Да. Хайль Гитлер, – пробормотала она и закрыла дверь так же осторожно, как и открыла.

Леттке слышал, как ее шаги удалялись по коридору и быстро становились тише, потому что толстый линолеум поглощал звуки.

Это заставило его снова подумать о Добришовском. Это должен быть он! Он же всегда слышал, когда кто-нибудь шел в туалет, – ведь его кабинет как раз рядом. А поскольку в уборной было громкое эхо, то оттуда невозможно услышать, как он молниеносно проскочит в другой кабинет.

Вопрос только в другом, откуда Добришовский знал, что найдет здесь презервативы. И следующий вопрос: если знал это – что еще он знал о нем?

Тут подстерегала опасность.

Леттке посмотрел на лист бумаги в своей руке, на список из четырех имен, которые для него ничего не значили. Сначала он отнесет его Адамеку, а потом что-нибудь придумает.

* * *

Хелена по-настоящему вздохнула с облегчением, только когда покинула здание НСА и вышла в теплую, заколдованную светом почти полной луны июньскую ночь. Только теперь она смогла поверить, что Леттке действительно ничего не заметил.

Она, конечно, не стала класть распечатку ему на стол после кражи двух презервативов: он бы сразу обо всем догадался. Вместо этого она поспешно вернулась в свой кабинет, подождала некоторое время, и только потом позвонила, как будто анализ только что завершился. Если же ему придет в голову проверить, когда она распечатала список, она все равно сможет сказать, что хотела еще раз проверить имена.

Но почему-то она не сомневалась, что он не станет это проверять. Возможно, он даже и не знал, что подобная информация сохраняется в протоколах принтера. Во всяком случае, ей показалось, что мыслями он был в совершенно другом месте: где-то в Америке, наверное, в своем пропагандистском проекте.

Так или иначе, теперь она несла с собой два маленьких целлофановых пакетика, спрятанных во внутреннем кармане ее платья.

И чувство того, что по ней это всем видно, не покидало ее.

Она поехала на велосипеде домой. Ее родители уже сидели перед телевизором, смотрели репортажи с фронта. Как обычно, показывали только достижения: вермахт собирается занять Севастополь, немецко-итальянские соединения в Северной Африке достигли Эль-Аламейна, а немецкие подводные лодки потопили 144 корабля вышедшего из Рейкьявика конвоя союзников.

– Ну что, – приветливо сказал отец, – допоздна на работе? Снова спасали рейх?