Месть без права на ошибку - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вещественные доказательства он убрал и смылся из конторы. Сегодня здесь не появится. Видеть Ладу – выше сил, да и ей будет неприятно.
Листая на компе разнообразных мастей лица, фамилии он прочитывал мельком. Фамилия – буквенный знак, ничего не говорящий, знак изменить запросто. Лицо – факт. В основном лица – профиль и анфас – выглядели неестественно, скованно. И вообще, в данном сборнике особей лица редкость…
Стоп!!! Чего-чего? Черемис. Еще раз: Че-ре-мис. Но на экране совсем не гражданин Че, а фамилия исключительно редкая. Слава всматривался в заостренный нос, тонкие губы, цепкий взгляд. Это же Расин, владелец отеля «Старт». Вот уж поистине: не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Почему же фамилия того, другого?
– Дурак ты, Слава. Они не просто водят знакомство, они родственники, отчество тоже одно. Разве сложно уголовнику Черемису приобрести документы по вкусу? Ничего себе, родственничек у гражданина Че, правой руки первого зама мэра: опасный преступник, да еще в розыске, беглый. Кагалин распушит хвост, поймав рецидивиста, которого ловят по просторам необъятной страны.
Кагалин был в отъезде, и Славка взял курс на контору, а не хотелось туда ехать… жуть. Лада и Сашка в приемной о чем-то горячо спорили.
– Привет, – на ходу буркнул он и промчался мимо, пряча нос в шарф.
– Не понял, – протянул Сашка, затем обратился к Ладе: – Чего это с ним?
– Муравод, – прошептала она, сдерживая слезы.
– Поссорились?
– Хуже! Переспали.
– Да ну? Поздравляю. – Но отчаяние Лады заставило смотреть на долгожданное событие иначе. – Понятно, снова комплексы грызут нашего шефа. Какого хрена ему надо? Мать, ну ты того… тараном бери.
– Сколько можно? У меня гордости нет?
– Есть. Не знаешь его? Он же во! – И постучал костяшками пальцев по столу. – Больной на голову, а ты его подлечи.
– У, носорог непробиваемый! Болван! – бросала Лада в сторону закрытого кабинета. – Что я такого сделала, что меня бог наказал, заставил в этого…
Сашка почесал в затылке, прикинул кое-что и выдал:
– Давай-ка, мать, иди к нему, нечего нюни распускать. Иди и выясни раз и навсегда.
Он согнал девушку со стула, подталкивал вперед, а Лада оборачивалась к нему, ища поддержки. Сашка наставлял:
– Давай, давай. Бабахни кулаком по столу, спроси: будешь, гад, жениться? Ты буром при, буром, он и сникнет. В случае чего зови, я за дверью. Буду кулаком бабахать. Да любит он тебя, просто трусло несчастное. Иди.
И втолкнул ее в кабинет. А где Слава? Лада поискала его глазами – у окна он, вдаль глядит. Потоптавшись, она робко позвала его по имени… Он вздрогнул, будто в кабинете баба-яга появилась. Лада взяла себя в руки, сухо спросила:
– Слава, в чем дело?
– Не-не-не. Ни в чем.
– Послушай, ты стран…
– Нет, все в норме. Я понял, все понял.
– Да? Как интересно. И что же ты понял?
– Ты немного выпила, понесло тебя немного не в ту степь. Я, извини, тоже выпил, и меня… не в ту степь… С кем не бывает? Я не в обиде, честное слово. Можешь продолжать работать.
Он прошел за стол и начал рыться в ящиках стола, словно Лады тут вообще нет. Девушка покраснела, через мгновение на ее щеках проступили белые пятна, потом, с трудом сдерживая гнев, еще надеясь на порядочность Славки, она спросила:
– И все?
– Да. Мы немного перешли границу… Я же сказал, что не в обиде… Давай забудем и… все.
– Ах, так?!! Ты… Ты… (профессор филологии вряд ли подобрал бы определение, кто есть Славка.) Носорог! Все! Хватит! С меня довольно. Благодарю вас, Владислав Васильевич. За все, все, все. Признаюсь, не всегда с вами приятно было сотрудничать. У вас скверный характер, вы неорганизованны, вдобавок не воспитаны. Но кое-чему я у вас научилась, за что и благодарна. Я на вас тоже не в обиде, но это дело десятое. Я ухожу от вас, обязательно в конкурирующую фирму. Вы же спите спокойно с вашим идиотизмом. Динозавр!
Такой Ладу Бакшаров не видел: фурия, что и подтвердила. Она уже толкнула ногой дверь (в проеме шарахнулся в сторону Сашка), но вернулась к полкам, где красовалась ваза с поникшими розами. Розы полетели в Бакшарова, причем в лицо. Вазу она грохнула об пол – он даже зажмурился. Сашка, когда Лада ворвалась в приемную, прилип к стене, не желая попадаться под горячую руку. Дверь кабинета закрылась с грохотом, как она вообще не вылетела. Лада набросила пальто, покидала вещи в пакет и… нет Лады. И тишина.
Бакшаров, выражаясь не словарным языком, опупел, хотя тут же нашел подтверждение тому, что и предполагал по окончании ночи с Ладой. Она искала повод, нашла, вот и ушла. Все равно он не в обиде, сам виноват. Нет, про какую конкурирующую фирму она молола? В городе сыскное агентство одно. Куда уйдет? Глупая, зачем работы лишаться? Слава никогда в жизни не посмел бы прикоснуться к ней или упрекнуть, не обязательно уходить.
– Слав, а Слав… – произнес Сашка.
Бакшаров взглянул на него исподлобья. Сашка стоял, прислонившись к стене, скрестив ноги, держа руки в карманах, и разглядывал остатки вазы на полу вместе с лужицей. Слава срочно зарылся в столе, он всегда прятался туда, чувствуя неловкость. Сгреб розы, положил на пол у ног, перебирал бумаги.
– Слав, у нас с тобой неуставные отношения, да? Я могу кое-что сказать?
– Можешь, можешь.
– Ты козел, Слава.
Бакшаров выпрямился, в руке его дрожал мятый разрисованный лист.
– Что?! – переспросил грозно.
– Ты большой-большой козел, – усилил оскорбление Сашка. – Знаешь, я бы сейчас тоже ушел… Да ты ведь пропадешь один, самосжиратель.
– Давайте, – обиделся Славка, – бросайте меня все. Рыдать не стану. Меня мать родная бросила, я ничему не удивляюсь, привык. Валяйте. И идите все ко всем чертям.
Высказываясь, он размахивал руками, описывая ничего не значащие круги в воздухе и вдруг… Лада, Сашка, его собственные переживания улетучились. Рисованные человечки, расчлененные трупики… И мысли, когда держал Ладу в руках, соединялись с человечками в одно, восполняя недостающее звено. Защелкал внутри счетчик, отбирая и сопоставляя.
– С Ладой ты поступил подлым образом. Она тебя…
Бакшаров не слушал. Глядя на парня, с ужасом и радостью сообщил:
– Я, кажется, знаю, кто убил Симича.
Идея, осенившая Илью, дьявольская, но она неотступно преследовала его, не давая покоя. Он честно отгонял ее, она же подкрадывалась бесшумно, неожиданно захватывала и въедалась в мозг. Всего-то следует сделать один шаг, один. Но Илья не мог поступить так, как того требовала его идея, ставшая врагом и другом, мечтой и ужасающим наваждением. Он говорил ей – нет. А она врастала глубже и глубже. Наступил миг, когда он перестал отталкивать ее, сдался, принял ее, обессилев в борьбе с самим собой. Победил находчивый и рациональный Илья, он встал на сторону идеи.