Темная игра смерти. Том 2 - Дэн Симмонс

– Наоборот, она уверена, что это ты из могилы. И нам остается только надеяться, что она побоится еще одного столкновения с Ниной и не будет пытаться отнять тебя у своей предполагаемой соперницы. Если бы она собиралась применить к тебе свою силу, то, следуя логике, она скорее сделала бы это, пока вы общались.

– Способность, – поправила Натали. – Так она это называет, и я даже различаю ее особое отношение к этому слову, когда она произносит его. – Девушка испуганно оглянулась. – Сол, надо вернуться в мотель и провести исследование моего мозга, как мы и планировали. Ты должен расспросить меня обо всем и убедиться… что я помню. Он слабо рассмеялся:

– Хорошо, мы включим энцефалограф, пока ты будешь спать, но задавать тебе вопросы нет никакой необходимости. Твой маленький монолог здесь, в машине, вполне убедил меня, что ты именно та, кем была всегда, – то есть очень отважная и красивая девушка. Пересаживайся на мое место, а я сяду за руль.

Пока они ехали к мотелю, Натали думала об отце – вспоминала тихие вечера в лаборатории или за обедом. Однажды она распорола ногу ржавой железякой за гаражом Тома Пайпера и прибежала к дому, а отец, бросив машинку для стрижки газонов, кинулся ей навстречу, с ужасом глядя на ногу и пропитанный кровью носок. Но Натали не плакала, и он, подняв ее на руки и неся в дом, все время повторял: «Моя отважная девочка, моя отважная девочка».

И она стала отважной. Натали закрыла глаза.

– Это начало, – произнес Сол. – Несомненное начало их конца.

Не открывая глаз и чувствуя, как успокаивается ее сердцебиение, Натали задремала, продолжая думать об отце.

При свете дня поверить в то, что со мной связывалась Нина, оказалось труднее. Моей первой реакцией была тревога и чувство незащищенности, вызванные тем, что я обнаружена. Но эти ощущения скоро прошли, сменившись уверенностью и возрожденной энергией. Кого бы ни представляла эта девица, она заставила меня снова думать о будущем.

В среду, кажется, это было пятого мая, негритянка не пришла, поэтому я предприняла самостоятельные действия. Доктор Хартман обошел больницы под предлогом поисков места, куда меня могли бы госпитализировать, на самом же деле он проверял, нет ли там больных, похожих на Нину. Помня о моем пребывании в больнице Филадельфии, доктор Хартман не обращался к медицинскому персоналу или администраторам, а под видом проверки больничного оборудования сам работал с компьютерами, медицинскими картами и историями болезней в хирургических отделениях.

Поиски продолжались до пятницы, и за это время никаких сведений ни о Нине, ни о негритянке не поступало. К выходным доктор Хартман обошел все больницы, дома для престарелых и медицинские центры, предназначенные для длительного содержания больных. Он также заглянул в окружной морг, где его заверили, что тело мисс Дрейтон было выдано и кремировано наследниками. Но это лишь подтверждало возможность того, что она жива… или что ее тело похищено… Когда я бегло прошлась по сознаниям служителей морга, я обнаружила одного глуповатого человека среднего возраста по фамилии Тоуб, с безошибочными признаками того, что его использовали, о чем после ему велено было забыть.

Калли начал обходить чарлстонские кладбища в поисках могилы годичной давности, в которой могло бы находиться тело Нины. Семья Хокинсов происходила из Бостона, поэтому, когда обследование чарлстонских кладбищ ничего не дало, я отправила Нэнси на север – мне не хотелось, чтобы Калли покидал дом на столь длительное время, – и она отыскала семейную усыпальницу. В пятницу после полуночи, с заступом и ломом, купленными в Кембридже, она произвела тщательные раскопки. Хокинсов было в изобилии – всего одиннадцать тел, из них девять взрослых, но все они выглядели так, будто пролежали здесь уже по меньшей мере полстолетия. Глазами мисс Сьюэлл я осмотрела проломленный череп, принадлежавший, очевидно, Нининому отцу. Я разглядела золотые зубы, по поводу которых он любил шутить, и в сотый раз задумалась: неужели это Нина толкнула его под колеса троллейбуса в 1921 году за то, что он не позволил ей купить синий автомобиль, на который она в то лето положила глаз?

В могилах были лишь кости, прах и давно сгнившие останки похоронных убранств, и все же, чтобы быть абсолютно уверенной, я заставила мисс Сьюэлл вскрыть все черепа и заглянуть внутрь. Кроме серой пыли и насекомых, ничего обнаружить не удалось. Нина в склепе не пряталась.

Какими бы бесплодными ни были эти поиски, я радовалась тому, что размышляю вполне здраво. Долгие месяцы болезни расслабили меня, притупили обычную остроту восприятия, но теперь я чувствовала возвращение былой мощи.

Мне следовало догадаться, что Нина не захочет быть похороненной вместе со своей семьей. Она не любила своих родителей и ненавидела единственную сестру, которая умерла в юности. Нет, если Нина была действительно мертва, ее скорее можно найти в каком-нибудь недавно купленном особняке, может, даже здесь, в Чарлстоне, возлежащей на роскошной постели, прелестно одетой и каждый день заново подкрашенной, в окружении целого некрополя прислужников мертвых. Признаюсь, я заставила сестру Олдсмит надеть лучшее шелковое платье и отправила ее завтракать в «Мансарду», но никаких признаков Нининого присутствия там тоже не оказалось. Ведь хотя чувство юмора у нее было таким же изящным, как у меня, она была не настолько глупа, чтобы вернуться туда.

Мне не хотелось, чтобы складывалось впечатление, будто я всю неделю занималась бесплодными поисками, возможно, не существовавшей Нины. Я предприняла и чисто практические меры предосторожности. Говард улетел в среду во Францию и начал подготавливать мой будущий переезд туда. Дом находился в том же состоянии, в каком я оставила его восемнадцать лет назад. В сейфе в Тулоне хранился мой французский паспорт, положенный туда мистером Торном лишь тремя годами раньше.

То, что я могла воспринимать Говарда, находящегося на расстоянии более двух тысяч миль, свидетельствовало о моей несоизмеримо возросшей Способности. Раньше на далекие расстояния я отправляла только идеально обработанных пешек, таких как мистер Торн, и они действовали по заранее отработанному плану и не нуждались в моем непосредственном руководстве.

Разглядывая глазами Говарда поросшие лесом холмы южной Франции, сады и рыжие прямоугольники крыш в долине неподалеку от моего дома, я недоумевала, почему отъезд из Америки казался мне таким сложным.

Он вернулся в субботу вечером. Все было готово к тому, чтобы Говард, Нэнси, Джастин и мать Нэнси – инвалид в течение часа могли покинуть страну. Калли и остальные должны были выехать позднее в том случае, если не возникнет необходимости прикрытия. Я не собиралась лишаться своего личного медицинского персонала, но если бы дело дошло до этого, во Франции тоже имелись превосходные врачи и сестры.

Однако когда путь к отступлению был подготовлен, я засомневалась, хочу ли я этого. Мысль о встрече с Вилли и Ниной не была лишена приятности. Эти месяцы блужданий, боли и одиночества становились еще более тягостными от ощущения незавершенности дел. Полгода назад Нинин звонок в аэропорту Атланты поверг меня в бегство, зато реальное появление представительницы Нины – если она была тем, за кого себя выдавала, – оказалось не таким уж пугающим.