Тухачевский - Борис Соколов

К сожалению, в Советском Союзе в 30-е годы вновь начали увлекаться строительством линкоров и тяжелых крейсеров — к этим кораблям благоволил сам Сталин. В результате к началу Второй мировой войны Красный флот оказался избыточен для борьбы с флотами «лимитрофов» и даже с теми весьма ограниченными силами, которые мог выделить против него германский флот. Тем не менее и на Балтике, и на Черном море советские военно-морские силы понесли тяжелые потери от немецких самолетов и подводных лодок. После окончания войны СССР развернул полномасштабную гонку морских вооружений, сначала линкоров, потом атомных подводных лодок, ракетных крейсеров и авианосцев, но так и не догнал флот своего главного потенциального противника — США. И сегодня в России флот слишком велик для возможных локальных конфликтов с соседями, но заведомо обречен при полномасштабном конфликте с тем же НАТО. И опять призывы к усилению российского флота — это не более чем, говоря словами Тухачевского, «морской патриотизм морских работников», несоизмеримый с реальными возможностями страны.

Укажу, что иногда Тухачевский ошибался в своих прогнозах относительно отдельных видов вооружений. Например, он ратовал за скорейшее вытеснение обычной артиллерии безоткатной. В этом он слишком опередил свое время — эпоха безоткатной артиллерии наступила уже после Второй мировой войны. Зато Тухачевский очень рано увидел перспективу развития ракетного оружия. Еще в ноябре 1932 года он поддержал работы по конструированию ракетных двигателей на жидком топливе, организованные энтузиастами из Группы изучения реактивного движения (ГИРД) во главе с Ф. А. Цандером. В сентябре 1933 года Михаил Николаевич добился создания Реактивного научно-исследовательского института, занимавшегося разработкой ракетной техники.

Тухачевский также одним из первых оценил значение радаров. В начале 1933 года он поручил Управлению ПВО определить, какие институты и конструкторские бюро могут заняться использованием электромагнитных волн для обнаружения самолетов. А 7 октября 1934 года писал своему старому знакомому — лидеру ленинградских коммунистов С. М. Кирову: «Проведенные опыты по обнаружению самолетов с помощью электромагнитного луча подтвердили правильность положенного в основу принципа. Итоги проведенной научно-исследовательской работы в этой части делают возможным приступить к сооружению опытной разведывательной станции ПВО, обслуживающей обнаружение самолетов в условиях плохой видимости, ночью, а также на больших высотах (до 10 тыс. метров и выше) и дальностью (до 50–200 км). Ввиду крайней актуальности для современной противовоздушной обороны развития названного вопроса очень прошу Вас не отказать помочь инженеру-изобретателю тов. Ощепкову в продвижении и всемерном ускорении его заказов на ленинградских заводах…» Как известно, и радиолокационные станции, и ракетное оружие были использованы уже во Второй мировой войне. Радары использовались для обнаружения как самолетов, так и подводных лодок. В войска поступили на вооружение реактивные минометы (советские «катюши» и немецкие шестиствольные), в авиации появились реактивные снаряды, а немцам под конец войны удалось даже наладить выпуск крылатых и баллистических ракет — Фау-1 и Фау-2.

До этого времени Тухачевскому дожить не довелось. После его ареста и казни многие военно-научные разработки были прекращены, а ряд ученых, в том числе будущий главный конструктор первых советских космических ракет С. П. Королев, репрессированы как имевшие частые деловые контакты с «врагом народа» Тухачевским. Тем самым конструирование и внедрение в производство ряда образцов новейшего вооружения было задержано на несколько лет. Наверстывать упущенное пришлось в условиях войны и послевоенной гонки вооружений, с большими усилиями и жертвами.

Внешне карьера Тухачевского развивалась вполне гладко. 21 февраля 1933 года его наградили орденом Ленина «за исключительные личные заслуги перед революцией в деле организации обороны Союза ССР на внешних и внутренних фронтах в период гражданской войны и последующие организационные мероприятия по укреплению мощи РККА». В том же году доверили принимать 7 ноября военный парад на Красной площади. В 1934 году на XVII съезде партии Михаила Николаевича избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б). 20 ноября 1935 года Тухачевский вместе с Ворошиловым, Буденным, Егоровым и Блюхером был удостоен высшего воинского звания Маршала Советского Союза, а менее чем через год, 9 апреля 1936-го, стал первым заместителем наркома обороны и начальником Управления боевой подготовки РККА. Однако за стремительным восхождением молодого «красного маршала» к вершинам военной власти, вплоть до второго по значению поста в иерархии Наркомата обороны, скрывалась борьба группировок. Ворошилов и поддерживающие его командиры Первой конной противостояли Тухачевскому, вокруг которого группировались военачальники из числа бывших офицеров, а также некоторые военные руководители, офицерских званий в царской армии не имевших, но находившихся в напряженных отношениях с Ворошиловым и другими «конармейцами».

Сам Климент Ефремович к новациям своего молодого заместителя относился весьма подозрительно. В частности, нарком на пленуме Реввоенсовета в резких выражениях критиковал отстаиваемую Тухачевским теорию глубокого боя. В связи с этим тот 20 ноября 1933 года обратился к Ворошилову с письмом, где отмечал: «После Вашего выступления на Пленуме РВС у многих создалось впечатление, что, несмотря на новое оружие в армии, тактика должна остаться старой… Я потому решил написать это письмо, что после Пленума началось брожение в умах командиров. Идут разговоры об отказе от новых форм тактики, от их развития, и, так как… это целиком расходится с тем, что Вы неоднократно высказывали, я решил Вас поставить в известность о происходящем разброде…» Разброд действительно был, но не только среди командиров среднего звена, но и среди высших военачальников. Рано или поздно открытое столкновение в руководстве Наркомата обороны становилось неизбежным.

Лидия Норд приводит обращенные к ней слова Тухачевского, объясняющие побудительные мотивы его действий по преобразованию Красной армии: «Меня сильно волнует судьба моей работы. Но это не честолюбие. Скажу тебе откровенно — я приложил все старания, чтобы сделать ее хорошо… Я иду упорно к своей цели. Поверь мне, что никто из военного руководства, кроме Фрунзе, не жил и не живет так армией, как живу ею я. Никто так ясно не представляет себе ее будущую структуру, численность и ту ступень, на которую армия должна стать. Фрунзе, к несчастью, нет в живых. Сергей Сергеевич Каменев — отличный военный специалист, но только чиновник. Ворошилов — хороший человек, но дуб, и у него нет глубоких военных знаний, нет той самостоятельности и решительности, которые были у Михаила Васильевича. Поэтому… мне надо добиваться того, чтобы стать во главе руководства армией. Иначе ее развитие будет идти не так, как надо, и к нужному моменту она не будет готова».

Михаил Николаевич считал себя наиболее подходящим человеком для поста наркома обороны, а под «нужным моментом» подразумевал время неизбежного военного столкновения с Германией: «Оно неминуемо. Может, это произойдет не так уж скоро — лет через 10–13 (разговор происходил в Ленинграде в конце 20-х или в начале 30-х годов. — Б. С.). Я знаю немцев. Ту победу над Россией, которая им случайно досталась, они не забудут. Когда Германия поотдохнет и ремилитаризуется — она снова попытается напасть на нас. Но, — Тухачевский встал и, глядя надменно вдаль, как будто он уже видел там разбитого врага, сказал: — …мы отучим Германию мечтать о нашей земле! Она тогда узнает, что такое Россия! И немцы навсегда забудут слова „руссише швайне“ (русские свиньи. — Б. С.)».