Косые тени далекой земли - Осака Го

Во время майских событий Испанской коммунистической партии удалось заблокировать и Объединенную рабочую марксистскую партию, и поддерживавший ее профсоюз анархистов[83]и захватить главенство в правительстве.

Затем, в середине июня, Коммунистическая партия, воздействуя на правительство, добилась объявления Объединенной рабочей марксистской партии вне закона. Одновременно русская секретная полиция самочинно арестовала Нина и других руководителей партии.

Троцкистам выносили один приговор – расстрел. Но минимальные формальности все же соблюдались – приговор хоть чем-то нужно было оправдать.

Глава отделения НКВД в Испании Александр Орлов решил применить к Нину тот же способ дознания, который так успешно работал в Москве.

Состоял этот способ в следующем: продолжать допрос день и ночь, без перерывов, и если он не принесет результатов, переходить к физической пытке. Орлов ожидал, что рано или поздно Нин признает себя троцкистом, а затем сознается и в том, что тайно сносился с мятежной армией.

Письма, доказывавшие существование секретной переписки между Нином и Франко, карта Мадрида с помеченными от руки целями для артиллерийского обстрела – все необходимое для вынесения обвинительного приговора было должным образом сфабриковано. Ожидалось, что, увидев эти улики, Нин сдастся.

Однако, вопреки ожиданиям, Нин наотрез отказался признавать себя троцкистом или агентом Франко. Он заявил, что арест его необоснован и что все предъявленные доказательства его вины – фальсификация.

Встретив столь упорное сопротивление, Орлов растерялся.

Если Нина сломить не удастся, сломят его самого – за неудачу придется отвечать перед Москвой. Ему во что бы то ни стало нужно было вырвать у Нина письменное признание вины.

Орлов последовал совету одного из адъютантов, Бориса Жаботина, и поручил ведение допроса Карлосу Контрерасу, командиру пятой дивизии народной армии Республики.

Настоящее имя Карлоса было Витторио Видали, и он был итальянцем из города Триест.

Низенький, коренастый человек с римским носом и безжалостным взглядом, Карлос еще в молодости стал секретным агентом Коминтерна и действовал в Америке и в Мексике. Два года назад он был переведен в Испанию.

Кирико знал всю эту цепь событий от своего старого друга Рамона Меркадера.

Рамон позавчера уехал в Москву. Он сказал, что поступает в лагерь для диверсантов, но где этот лагерь находился, Кирико точно не знал, как не знал и дату возвращения друга в Испанию.

Два-три месяца назад Кирико получил приказ от матери Рамона, Каридад дель Рио Эрнандес, убить гостившего в Республике известного голливудского актера Эрола Флинна.

Однако застрелить Флинна ему не удалось – как раз тогда, когда он уже готов был спустить курок своего снайперского ружья, снаряд мятежников попал прямо в балкон гостиницы, и Флинн был погребен под обломками.

Флинн пролежал несколько дней в больнице, но, поскольку опасности для жизни его раны не представляли, его скоро выписали. Покинув больницу, Флинн сразу бежал во Францию. Каковы бы ни были причины, Кирико винил себя в том, что не сумел выполнить задание.

Теперь Каридад поставила новую задачу перед Кирико и теми двоими, передавшими ему задание убить Флинна.

Их задача состояла в том, чтобы, содействуя Карлосу, допросами или пытками вырвать у Нина признание вины.

Но и это, уже второе, задание, похоже, может окончиться провалом. Если он не выполнит его, Кирико ждет та же судьба, что и Нина. И этого допустить нельзя.

Рикардо смотрел на Нина сверху вниз. По глазам было видно, что он сильно устал.

Рикардо был крупным мужчиной и прекрасно подходил для отведенной ему роли – избивать Нина снова и снова. Но на то, чтобы сдирать у него ногти или обрезать уши, силы духа у него не хватало.

Эту работу выполняли Кирико и Мария.

Чтобы вытянуть из Нина признание, Кирико был готов пойти на что угодно – главное загладить ошибку, допущенную Флинном.

Не важно, был Нин виноват или нет. Так или иначе, он должен был сознаться – это было необходимо для партии.

Кирико пытал Нина, позабыв о жалости.

Слабонервный Рикардо только и был горазд на удары и пинки, а они вряд ли добавляли что-то к работе Кирико.

Совсем другой была Мария.

Казалось, ей одинаково чужды и чувство долга, и ненависть. Методично и бесстрастно, будто разбирая сломанные часы, она разделывала тело Нина. В ней было что-то совершенно нечеловеческое, и даже сам Кирико несколько раз чувствовал тошноту.

По словам Рамона Меркадера, эти двое были мексиканцами японского происхождения, и Рикардо приходился Марии дядей. Встретив их впервые, Кирико подумал, что они метисы, с примесью индейской крови, но, видимо, ошибся.

Во время допросов от них часто пахло алкоголем.

Не иначе как эти двое пили перед работой, но Карлос, знавший их еще в Мексике, почему-то ни разу их в этом не упрекнул.

Нин снова потерял сознание и соскользнул со стула на пол.

Если продолжить пытку, он может умереть. Кирико объявил перерыв и вместе с Рикардо отнес Нина в камеру.

Вернувшись в комнату, где велся допрос, Кирико застал там Карлоса. Он сидел за столом напротив Марии.

Комната плохо проветривалась, и жара стояла как в бане.

Карлос был недоволен.

– Ну сколько же времени вам нужно, чтобы развязать ему язык, а? Хватит с ним тетешкаться! – кричал он с сильным итальянским акцентом.

Рикардо вытер пот на лбу:

– Товарищ Карлос, я вам честно скажу: я таких крепких еще не видал. Да черт он прямо какой-то, а не человек.

– Да будь он хоть сам дьявол – вам-то что? Ваше дело – заставить его признаться, что он троцкист, что шпионил на Франко.

Кирико невольно стал по стойке «смирно»:

– Но, товарищ, я вам точно говорю, он все равно не расколется – хоть мы из него всю кровь выпустим, до последней капли.

Карлос с силой ударил кулаком по столу:

– Выскоблите глаза из глазниц. Вырвите ему язык. Не поможет – раздавите ему детородный орган ногой. Делайте что хотите, лишь бы он подписал признание.

– Да не сдастся он, хоть мы из него все кишки вытянем. Сколько его ни пытай, говорю вам, толку от этого не будет.

На лице Карлоса появилась угрожающая улыбка.

– Ясно, ясно. Мол, «в результате расследования было выяснено, что Андреу Нин невиновен», да? Ну и отправить эту труху, которая от него осталась, в Барселону, это ты, значит, предлагаешь?

Кирико замолчал. Так делу точно не поможешь.