Райские птицы из прошлого века - Екатерина Лесина

– Тогда зачем она с ним женилась?

– Замуж, – поправила тетя Тома. – Женятся мужчины. Женщины выходят замуж. Чтобы жить за мужем, лучше всего во дворце… чтобы всем хвастать и дворцом, и мужем, чтобы покупать наряды и кареты, новые драгоценности, и… и в этом действительно нет смысла. Она тоже поняла, что смысла нет. Ее злило все, но она не понимала, что сделать, чтобы перестать злиться. И выливала злость на мужа. А тот сначала терпел, а потом нашел себе другую золушку.

– Маму?

– Нет, малыш, мама была раньше. Видишь ли, наличие белого коня и короны еще не гарантирует наличия у принца совести. Однажды он поменял любовь на любовь, и решил, что если проделает это снова, то ничего страшного не случится. Только не учел одного – его жена не захотела расставаться с украшениями, нарядами и каретами. Она сделала так, чтобы золушку обвинили в краже и кинули в темницу. В темнице было страшно, и Золушка умерла. А я помогала со всем этим… я не знала всего, догадывалась только, но все равно помогала. Мне нравилось спасать старшую сестру, такую красивую. Нельзя играть людьми, милый мальчик. А знаешь почему? Потому что иначе однажды сыграют тобой.

Однажды в Саломею стреляли. Она запомнила звук, сложный, состоящий из щелчка и взрыва. Запомнила и рыжий бутон пламени, что вырывался из дула, и мягкое прикосновение воздуха к щеке. В тот раз пуля прошла близко и увязла в стене.

Но сейчас Василий не промахнется.

– Полиция уже едет, – предупредил Олег и шагнул, желая заслонить Саломею.

Какое смешное глупое благородство.

– Отойди, – велит Василий.

– Отойди, – просит Саломея.

Однажды в Саломею стреляли, но она осталась жива. И мама потом плакала, а папа говорил, что не следует слезами удачу отпугивать. Хорошо, что теперь они не станут волноваться.

– Плохо, наверное, когда разрывают сильные чувства. – Саломея коснулась кармана, нащупывая старый папин пистолет. – Гнев и жадность. Жадность и гнев. Кто победил?

– Заткнись.

– Жадность. А ведь план был хороший. Умный план. Вряд ли твой. Извини, но ты не выглядишь способным придумать что-то… действительно страшное.

Если он выстрелит, то Саломея умрет. Он готов выстрелить. Он убил человека и понял, что убивать легко.

– Заткнись! – Он шагнул и толкнул дулом в ребра. – Заткнись, дура… и давайте, топайте оба.

Нервничает. Папа говорил, что люди, которые сомневаются в своей правоте, всегда нервничают, и потому опаснее всего фанатики. Они ни в чем не сомневаются и поэтому не нервничают.

И руки связать забыл…

– Куда идти? – спросила Саломея.

– Вперед. Туда. Давай. В погреб. И ты тоже. Дернешься – пристрелю. Ее вот и пристрелю. На твоей совести будет, слышишь? Ты слышишь?

Олег медленно поднял руки и заложил за голову, показывая, что вовсе не собирается дергаться. И верно, сейчас еще не время.

– Палома – переводится как «голубка», верно? Откуда такое имя? Красивое, но… не наше.

– У тебя тоже не наше.

Василий держался позади, но не настолько далеко, чтобы рискнуть. Саломея чувствовала прицел на затылке, а еще судорожное Олегово дыхание.

Только бы не сорвался… мужчины самоуверены.

– Меня назвали в честь Соломона Кейна. Папа думал, что родится мальчик. И мама думала, что родится мальчик. А появилась я. Вот и назвали. Знаешь, кто такой Соломон Кейн? Нет? Охотник за нечистью. На самом деле, конечно, его не существует. Его придумал Говард. Он вообще очень многих придумал. Конана вот. Слышал про Конана? Да?

– Да. Двигай.

– Вот… поэтому и решили, что если уж родилась девочка, то пусть себе будет Саломеей. Семейному занятию пол не помеха. А занимались мы охотой. Папа, мама, бабушка… не на привидений. Их не существует, во всяком случае, в привычном вам понимании. Но вещи – другое дело. Странные вещи, которые пробуждают людей к странным делам. Иногда они помогают, но чаще – вредят. И не потому, что желают зла, но… впрочем, это неважно.

– Что ты делаешь? – шепчет Олег, и Саломея заставляет себя не слышать его.

Надо сосредоточиться на разговоре и на человеке, который готов убивать.

– Наша семья и занималась такими вещами…

Пока однажды дом не сгорел, весь, дотла, кроме брегета с огненной ящерицей на крыше. Саламандра для Саломеи.

– А папа утверждал, что его отец, которого и вправду звали Соломоном, давно, где-то в двадцатых годах, познакомился с Говардом. С тем самым Говардом. Представляешь?

В погребе светло. Электрические лампы висят на длинных шнурах, как плоды диковинного дерева.

– Только мне кажется, что папа… лукавил. Говард никогда не бывал в Египте. Он вообще из Америки не выезжал. Все его истории – они придуманы от первого до последнего слова. Даже та, которая про дом с голубями. Ты читал ее?

– Нет.

Дверь почти сливается по цвету со стеной. Она видна лишь потому, что приоткрыта. Из щели тянет сквозняком, и Саломее становится страшно.

Она не очень любит темноту.

– А Галина читала. Я так думаю. Там рассказывается об одном семействе, американском конечно, но это – мелочи. Главное, что в этом семействе обижали слуг. И вот одна служанка, полукровка, решила отомстить. Она пошла к колдуну и попросила зелье, такое, от которого человек теряет разум. А потом подсыпала это зелье хозяйке. И та сошла с ума. Она убила собственных племянниц. И на этом не остановилась, продолжала убивать всех, кто останавливался в доме. В большом красивом доме, где жило множество голубей, но видели их лишь те, кто был обречен умереть. Ничего не напоминает?

Дверь открывается с трудом, Саломее приходится налегать на нее всем телом. Петли старые, скрипят. И резкий этот звук нарушает хрупкое равновесие.

– Если ты не заткнешься, я тебя пристрелю, – говорит Василий.

– Ты все равно собираешься меня пристрелить. Его тоже. Не потому, что считаешь нас виноватыми, но сейчас у тебя выхода нет. Верно? Мы свидетели. А свидетели – опасны.

– Умная слишком.

Узкий коридор. Темный коридор. Настоящий тоннель, проложенный под домом.

– Тебе о нем Елена рассказала? Она была здесь с самого первого дня реконструкции…

– Угадала.

– Мне ничего не видно. Я там провалюсь. У тебя есть фонарик? Дай, пожалуйста. Ты ведь и сам не сможешь видеть в темноте. А пистолет держать удобнее обеими руками.

В руку сунули теплый пластиковый цилиндр. И Василий предупредил:

– Без шуток.

– А разве я шучу? С запредельем вообще шутить опасно. Оно из шутников с легкостью души вытягивает, каждому ключик подбирает. Знаешь, чего не было в той истории о доме с голубями?