Песнь теней - С. Джей-Джонс

– Нет! – Мой крик – это меч, а мое тело – щит между братом и Королем гоблинов. – Не трогай его.

На мгновение ледяные глаза Эрлькёнига оттаивают, обнажая замерзшего под ними мужчину. Его эмоции имеют отзвук смерти и смертности, а не чистого, хрустящего аромата бесконечной жизни.

– Ты бы его спасла? – спрашивает он, и его голос – как котенок в моей ладони, мягкий, беззащитный, ранимый. – Ты бы его выбрала?

Губы Эрлькёнига произносят одно слово, но его слова говорят другое. «Ты бы меня выбрала?» Я слышу и того, и другого, и мужчину, и чудовище, и не могу отделить одного от другого.

– Почему я должна выбирать? – спрашиваю я. – Разве я не могу спасти вас обоих?

Тени на коже Эрлькёнига корчатся от боли, шелестят и шипят, как змеиное гнездо. Все собравшиеся гоблины как один делают резкий вдох. Воздух наполняет мои легкие тяжестью, и я тону в напряжении и страхе, а ползущий мрак окутывает тело Короля гоблинов. Он кричит ми-бемолем, хватается за голову, и железные когти агонии впиваются в мои барабанные перепонки.

Йозеф вопит от боли, вступая второй партией к крику Короля гоблинов. Его вой режет мне ухо и раздражает то место, в котором я храню свою любовь к нему. Мой брат впивается ногтями в свои глаза, и из них выливаются черно-синие слезы цвета оникса и обсидиана.

За их спинами Дикая Охота смеется и стучит ржавыми мечами по щитам в оглушающем ритме. Мучительная какофония воплей и криков подменышей и гоблинов заполняет все пространство вокруг; их конечности хрустят, пальцы ломаются, тела искривляются и принимают другую форму – гигантскую массу из цепких ладоней, на которой постепенно выделяются рот, нос, глаза, лицо. Дьявольское войско растворяется и превращается в туман, твари и всадники исчезают в дымке, а коллективное лицо начинает дышать. Бело-голубые глаза сверкают в пещерном бальном зале, и я точно знаю, что находится передо мной.

Древние законы обрели плоть.

Так значит, ты вернулась к нам, Королева гоблинов. Этот голос – легион, хаотичная совокупность высот, тонов и нот. Не будь я уже безумной, от происходящего я бы потеряла рассудок.

– Я пришла для того, – говорю я, – чтобы забрать обратно то, что ты украл.

Брови, сотканные из пальцев и глазных яблок, поднимаются, а уголок рта из локтей и пальцев ног иронично изгибается.

– И что же это?

Я смотрю на Йозефа. Смотрю на Короля гоблинов.

– Мое сердце.

При этих словах Король гоблинов шевелится, поднимает голову и смотрит мне в глаза. Его воспламеняющий взгляд разжигает огонь в моей груди. Он мерцает и пульсирует, и я слышу, как он шепотом произносит имя.

– Твое сердце? – Древние законы смеются, и этот смех – отвратительный скрежет и хруст бесчисленного множества гоблинских голосов. – У тебя оно лишь одно, смертная.

Я обхватываю ладонями свечу в груди.

– Его хватит, чтобы обогреть их обоих. Его хватит, чтобы обогреть весь мир.

– Лгунья. – Это слово слетает с его губ и ударяется о каменные стены пещеры, отдаваясь повсюду насмешками и глумлением: «Лгунья, лгунья, лгунья».

– Какая милая ложь. Но мы знаем о тебе уродливую правду, Королева гоблинов. Мы знаем о твоем высокомерии и зазнайстве, о твоем легкомыслии и эгоистичном безразличии ко всему, кроме твоих собственных чувств. Мы знаем, как ты бросила эту жалкую развалину, – палец указывает в направлении Короля гоблинов, – оставив его разлагаться и гнить. Также мы знаем, как ты взяла этого несчастного подменыша, – палец указал на Йозефа, – и погубила его своей любовью.

Йозеф всхлипывает, чернила стекают по его щекам. Подземный мир уже завладел белками его глаз, и голубизна его человеческих радужных оболочек плавает во тьме.

– Взгляни на этого несчастного нытика, – фыркают Древние законы. – Вот что ты наделала, Королева гоблинов.

Безумие – это бегство от границ, запретов, от сомнений в себе, но убежать от отвращения к себе я не могу. До этой самой минуты я и не подозревала, что рассудок был моим щитом от худших из моих избытков, от необузданного множества меня. Тени извиваются вокруг моих запястий и горла, пальцы ломаются и скручиваются в шишковатые ветки.

– Завет нарушен, – напевают Древние законы. – И это твоя вина. Твоя вина, твоя вина, твоя вина. Но в твоих силах это исправить.

– Как? – кричу я.

Конечности, зубы, глаза и пальцы, составляющие лицо Древних законов, пузырятся и колеблются, и эта стремительно движущаяся масса разрывается и снова соединяется в гигантскую пару сложенных рук, как будто желающих что-то передать мне в своих ладонях. Там я вижу более мелкую пару рук. Они сжимают кинжал.

– Жизнь за жизнь, – говорят Древние законы. – Отдай то, чем владеешь.

Я смотрю на Короля гоблинов.

Я смотрю на Йозефа.

– Выбирай, дева. Либо своего аскетичного юношу, либо своего брата.

Руки, сжимающие кинжал, расширяются и растут – сначала веточка, затем молодое деревце, потом дерево. Древние законы предлагают мне клинок, древнее оружие, не вылитое из стали, а высеченное из камня. Незатейливое, грубое, жестокое оружие.

– Выбирай, дева, – повторяют Древние законы. – Заплати цену, и другой уйдет свободным.

Я беру кинжал.

– Да-а, – протяжно шепчут они. – Выбирай.

Я поворачиваюсь к брату. Его кожа чиста, его кости из стекла, его кровь из воды. Там, где в его груди должна была гореть свеча, нет ничего, лишь черная дыра, трясина. Там мерцает блуждающий огонек, синий и эфирный, призрак огня.

Я поворачиваюсь к Королю гоблинов. Тени покинули его полностью, оставив на коже уродливые безобразные шрамы, но его глаза горят. В его грудной клетке стоит свеча, холодная и темная, как будто ждет дыхания, которое вернет ее к жизни.

– Выбирай, – требуют Древние законы.

Король гоблинов смотрит на меня, его губы сжаты и напоминают спящую кошку, уютную и безмятежную. Он ничего не говорит, но я все равно его слышу.

– Выбери его. Выбери своего брата.

Я смотрю на Йозефа. Я все еще не могу прочесть его мысли, но он качает головой.

– Дай мне уйти, – говорит он. – Откажись от меня.

Клинок в моей руке – не просто оружие: это стрелка компаса. Она указывает в направлении моего сердца. Я прижимаю кончик лезвия к своей груди.

Гоблинская масса колеблется, в их голосах сквозит нерешительность.

– Что ты делаешь?

– Я делаю выбор, – шепчу я.

И вонзаю клинок глубоко в свое тело.

Никакой боли, только вздох облегчения. Клинок преодолевает клетку костей вокруг моей свечи и проникает внутрь. Пламя уверенное и постоянное, и я поднимаю его вверх, освещая пространство вокруг себя.