Варяг. Княжий посол - Павел Мамонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, – прервал его думы батька обережников, – чего тебе самому голову ломать. Дай мне пяток людей, которые сами вызовутся. Я возьму то капище и всех жрецов и боярина тебе притащу. Добычу, что возьмем, по чести поделим.
– Так как же ты его найдешь и возьмешь?
– Вот он поможет, – Воислав указал на Молодцова.
Обережник покивал, хотя и сам не знал, как может пригодиться батьке.
* * *
Копытная гора не зря так называлась. Высокий крутой холм, а на вершине расщелина, настоящий овраг, так что издалека холм и впрямь походит на копыто тура или кабана. Данила не без труда забрался на самую вершину, солнце приближалось к полудню и припекало. С веток капало, но прогалины земли, окаймляющие деревья, еще не появились.
Данила поразмышлял, достал из рюкзака еду, сам рюкзак бросил в снег, сел на него и прислонился к сосне. Пережевывая лепешку с мясом, он ждал.
Они выскочили внезапно, как двое из ларца, и были в самом деле похожие, как братья. Рябые, конопатые блондины, ростом на голову выше Молодцова, и одежда у них была точь-в-точь одинаковая. Разве слитно в голос не говорили, за их спинами мялся еще один персонаж, высоченный, в накинутом капюшоне. Правый блондин открыл рот:
– Ты кто, обережник, что ли?
– А что, не видно?
– Ты не юли, отвечай, коли спросили.
– Ну я.
– Пошли с нами.
– Еще чего, где Вакула?
– Кузнец тебе нужен? Да вот…
И амбал за их спинами откинул капюшон, это был Вакула. Тут Данила по-настоящему удивился.
– Вот видишь, цел стоит.
– Вакула, это ты? – спросил Молодцов.
– Я, – бесцветным голосом ответил кузнец.
– Пусть он подойдет ко мне, я хочу посмотреть, все ли с ним в порядке.
– Можно, – ответил все тот же разбойник. – Подойди, кузнец.
Вакула на вид и впрямь выглядел целым, не раненым и не побитым.
– Ну что теперь, идем, что ли? Догадался хоть выкуп взять?
– Догадался, пошли.
– Нет, так не годится. Меч оставь.
– Как же я тебе его в лесу оставлю. Думай, что говоришь!
– Мне отдай.
– Еще чего.
– Тогда давай я тебе свое копье, а ты мне меч.
Поломавшись, Данила сказал:
– Ну хорошо, только без обмана. Поклянись Волохом, что вы мне вреда не сделаете.
– Клянемся Волохом, – хором ответили братцы.
– Тогда хорошо.
Данила отстегнул ножны, протянул их и перехватил копье.
– Дурень, – тихо сказал второй блондин, сунув в рот свистульку и дунув в нее.
В ту же секунду пудовый кулак кузнеца обрушился на затылок Данилы. Шлем защитил от большей силы удара, но Данила все равно поплыл. Отдавший копье разбойник добавил еще кулаком под дых, и обережник отправился в нокаут. – Мы Сварогу служим, а не Волоху, – счел нужным добавить он.
Данила услышал голос уже лежа на снегу, сквозь набат в голове. Его быстро обшмонали, забрали все ценное, потом связали руки и ноги и примотали их к палке, так и понесли, прямо как добычу. Хорошо, что Молодцов оставался в сознании и мог хоть как-то хвататься за деревяху, иначе бы конечности затекли вконец.
Тащили его долго, успело стемнеть, когда Данила услышал скрип открывающихся ворот. Его занесли и бросили на утоптанную площадку, освещенную факелами и загаженную свежими костями, как после пиршества.
– Хвоста не привезли? – спросил мерзкий гнусавый голос.
– Что ты, батька, три раза петли закладывали, ни одна собака не учует.
Данилу покоробило от того, что какого-то урода называет батькой другой вонючий урод. А ведь он вонючий, хоть сам об этом не знает.
– Все хорошо, Шишкоед, – раздался другой голос, неторопливый, низкий. – Мы по их следам людей отправили, никого они не увидели.
«А, Шишкоед, ну ублюдок, у тебя давно висит должок ко мне и Шибриде с Клеком. И лучше бы для тебя, чтобы я долг взыскивал, а не варяги», – размышлял Данила.
Ему стало интересно, и он извернулся посмотреть на него.
– О, шевелится, живой. Вы не сильно его зашибли? – спросил все тот же голос.
– Обижаете, все сделали как положено. Сейчас в себя придет.
– Руки развяжите, – прохрипел Молодцов, сплевывая вместе со слюной вкус тошноты изо рта.
– Ты чего еще заговорил? – Снова мерзкий голос, носок сапога толкнул Данилу в плечо, он опрокинулся на спину, зато смог разглядеть пнувшего его.
Тонкий нос, сломанный посередине, узкие поросячьи глазки, смотрящие с ненавистью и жадностью, тупое и злое выражение лица. Словом, тварь, которую так и пришибить охота.
– Молчи, пока не прирезали, – прошипел он.
– Вы меня не прирежете, а руки и ноги лучше развязать, не то расстроится сами знаете кто.
– Это верно, батька, давно его связали, – виновато сказал один из братьев.
– Да и что он сделает, безоружный-то?
– То и сделает, что уды вам поотрежет. Ослабьте путы и приглядывайте за ним, что выкинет, шкуру спущу. А ты, Бурислав, иди за госпожой.
Данила хорошо понимал, кто такая «эта», хотя даже имени той ведьмы не знал, но очень скоро ему стало не до того, потому что палку из веревок вынули, путы ослабили, и конечности прокололи тысячи игл. Молодцов стиснул зубы, через шипение ослабляя боль.
– Вот, а говорил крепкий, опасный, – пренебрежительно сказал схвативший его.
Данила запрокинул голову, чтобы разглядеть место, куда его привели. Увидеть удалось мало, какие-то приземистые строения, земля кругом истоптана. Судя по звукам и запаху, вокруг полно людей, но точно не то капище, куда прошлым летом заманили его и Шибриду с Клеком. Из одного сооружения наподобие чума вышла скорее всего женщина с рогатой шапкой на башке. Рукава платья тянулись по самой земле, она неспешно шла к связанному Даниле. Больше пока разглядеть не удавалось. Зато было видно, как Шишкоед и Бурислав относятся к ней. Они ее натурально боятся.
Над головой трещали факелы, под ногами трещали кости. – Не ждал меня встретить, бродяга?
– Пусть тебя кромешники ждут! – ответил обережник.
– Дерзкий. Посадите его! – спокойный тихий женский голос, но от него веяло таким холодом, что даже Даниле в его положении стало еще больше не по себе.
Братцы его вздернули и посадили на задницу, так что Молодцов смог разглядеть ведьму. Все равно увидеть нового у него мало что получилось. Все то же платье, шапка с растопыренными рогами, надвинутая по самый лоб, из-под нее торчат космы, а главное, пол-лица, включая глаз, закрывает повязка. Зато ведьма наклонилась и посмотрела на Данилу единственный глазом, темным, неподвижным, в котором отражались огни факелов. У Молодцова по спине пробежали ледяные мурашки.