Карибский кризис. 50 лет спустя - Дмитрий Язов

За комментариями по поводу бразильского послания американский историк обратился непосредственно к тому, кому оно и предназначалось, – к Фиделю Кастро.

Удивительный человек Фидель Кастро! Его манеры поведения всегда отличаются простотой в общении, неподдельной искренностью и естественностью. Так было и в этот раз. Застигнутый вопросом Дж. Хершберга врасплох, Фидель улыбнулся и извиняющимся голосом проговорил:

– Я никак не могу доесть свой леденец!

Смех в зале – секундная пауза в ходе ответственной дискуссии – и вновь Фидель серьезен.

– Давайте посмотрим на дату, когда мы получили послание от бразильской стороны. Это было 29 октября. В тот же день мы по радио узнали о том, что СССР принял решение о выводе ракет с территории нашей страны. Это решение было принято практически без моего согласия.

Однако бразильское послание имело угрожающий характер, оно было неприемлемо для нас. Если бы кто-нибудь попытался отправить нам послание подобного рода 27, 28, 29 октября 1962 года или даже сейчас, то я с полной уверенностью могу сказать, что оно было бы отвергнуто. Этим я пожелал бы выразить свое презрение. Это что касается существа данного вопроса.

В дискуссию вновь вступил Джим Хершберг:

– Господин президент! Я хотел бы уточнить некоторые детали. Это послание должно было быть передано бразильской стороной своему послу в Гаване для последующего вручения вам лично. Вы не знали, что вся эта акция была полностью спровоцирована Вашингтоном. Есть еще одна деталь, о которой вы обязательно должны знать. Выше я ознакомил вас с параграфом, в котором утверждалось, что советская сторона угрожала вам изменой. Так вот, президент Кеннеди считал данный параграф грубым и бестактным и не ждал от вас благоприятной реакции.

– Все, о чем вы говорите, это – общие фразы, всего лишь официальный документ США, – возразил Ф. Кастро. – Он лишь отдаленно напоминает то послание, которое я получил тогда. Действительно ли это то самое послание?

– Послание было одобрено Исполнительным комитетом президента Кеннеди и его советниками днем 26 октября, – уточнил Дж. Хершберг. – Затем, в ночь на 27 октября, американским послом в Рио-де-Жанейро оно было передано бразильской стороне. Акцент был сделан на том, чтобы бразильская сторона выступила автором послания. Ничто не должно было дать повода подозревать в авторстве американцев.

– Не согласен! – резюмировал Фидель. – Мы рассматривали это послание не как бразильское, а как американское. И мы получили его 29 октября. Если бы оно пришло 27 октября, то не привело бы ни к какому эффекту. Мы тогда находились в состоянии полной боевой готовности.

Затем Фидель Кастро, несколько отойдя от темы бразильского послания, остановился подробнее на событиях 26–27 октября:

– Мною был отдан приказ, в котором требовалось запретить полеты американской авиации над нашим островом на низкой высоте. Об этом было сообщено советскому военному командованию во второй половине дня 26 октября. Я уверен, что американцы не осмелились бы на проведение бреющих полетов над нашей территорией, потому что прекрасно понимали техническую сторону вопроса. Ракеты класса «земля-воздух» были очень эффективны на высотах до 1000 метров. Было бы смешно отдавать приказ о полетах на низких высотах (100–200 метров). Тем более что американские самолеты были вооружены только двуствольными крупнокалиберными пулеметами.

Советское командование установило порядок действий в отношении полетов на низкой высоте. Я съездил на базу, где мы размещали ракеты класса «земля-воздух», и увидел, что она была полностью не защищена. Мы мобилизовали все противовоздушные силы страны, большую часть которых сосредоточили вблизи Гаваны.

К началу октябрьского кризиса мы уже имели подготовленный личный состав, в то время как в год вторжения на Плайя-Хирон уровень боевой подготовки был очень низким. Мы мобилизовали 50 батарей, что составило около 300 орудий, которые в течение всего кризиса выполняли задачу прикрытия ракет класса «земля-воздух» и ракет среднего радиуса действия с ядерными боеголовками. Они находились на нашей территории и мы имели полное право защищать их. Мы постоянно ожидали атаки, целью которой было уничтожение наших баз.

Господин Макнамара заявил нам на этой конференции, что в Вашингтоне существовал план вторжения на Кубу, проведение которого было намечено на понедельник 29 октября. Нельзя ли остановиться на этом поподробнее?

Роберт Макнамара в своем ответе на вопрос Фиделя Кастро попытался уточнить свою мысль. Комитет начальников штабов вооруженных сил США, по его словам, на одном из своих предварительных заседаний рассматривал вопрос о том, как выполнить задачу по нанесению удара по Кубе, если бы президент поставил такую задачу перед ними. Исполнительный комитет разделился по этому вопросу: одни предлагали ограничиться «карантином» и подготовить подробный план осуществления этой операции. Другие настаивали на проведении операции вторжения. Предполагалось, что вслед за ударом с воздуха обязательно последует высадка морского десанта. Комитет начальников штабов должен был подготовить подробный и продуманный план операции, и такой план был подготовлен. Макнамара описал намечавшееся вторжение американских войск на Кубу:

– Как я уже отмечал, это должна была быть массированная атака. В первый день предусматривалось нанесение ударов с воздуха, для чего предполагалось осуществить 1080 самолето-вылетов. Затем должна была следовать операция вторжения, в которой планировалось участие, насколько я помню, 80 тысяч человек. Вы можете называть этот план боевым, однако это был предварительный план, согласно которому выполнялось бы решение президента, если бы оно было принято. Но Джон Кеннеди продолжал обдумывать свое решение.

Внимательно выслушав ответ бывшего министра обороны США, Фидель Кастро резюмировал:

– Как сказал господин Макнамара, план уже был готов, но решение еще не было принято.

После этого кубинский лидер вновь вернулся к воспоминаниям о критических октябрьских днях 1962 года:

– Насколько я помню, 27 октября я сообщил советскому военному командованию о принятом мною решении открывать огонь по низколетящим самолетам, после чего опубликовал его в прессе. Действительно, это было сделано утром. Любой самолет, появляющийся в небе, подлежал немедленному уничтожению. Именно 27 октября был сбит знаменитый U-2, считавшийся дотоле недосягаемым.

Мы могли защитить свои и советские позиции от низколетящих целей. Однако главными объектами противовоздушной обороны для нас были позиции ракет класса «земля-воздух». Этими зенитными ракетами можно было поражать даже бомбардировщики на больших высотах. Не менее важными объектами ПВО были для нас и ракеты среднего радиуса действия с ядерными боеголовками. Вот для этого у нас предназначалась почти вся имевшаяся в нашем распоряжении зенитная артиллерия.

Утром 27 октября огонь был открыт не из-за того, что мы ожидали нападения, а потому что был отдан приказ о воспрещении полетов на низкой высоте. Ведь ракеты класса «земля-воздух» могли быть уничтожены за считаные минуты. За считаные минуты могли быть уничтожены и ракеты средней дальности, являвшиеся главной целью американцев.