Перуновы дети - Юлия Гнатюк

Отец Велимир устало закрыл глаза, видно, речь давалась ему с трудом. Светозар не стал мешать и через мгновение уже подходил к Ивице.

– Хочу угостить тебя прощенником… Примешь? – спросил он, присаживаясь подле.

– Ты не завинил ни в чём, – лукаво улыбнулась девушка.

– Всё равно, хочу быть чистым перед тобой, – продолжал он, протягивая угощение.

Ивица приняла, затем сама взяла хлеб с вышитого рушника, отломила и подала Светозару, налив также пенистой сурьи из кувшина. Оба стали есть, глядя на костёр.

Светозар придвинулся ближе, дотронулся до руки девушки, и от этого прикосновения меж ними будто пробежала молния.

– Прыгнем? – спросил он, блестя жаркими очами.

Ивица опустила ресницы, зардевшись невидным в темноте румянцем.

И вот их руки крепко сжимают палку, а в глазах пляшет огненный отблеск костра. И они устремились навстречу его ясному очищающему пламени, желая, чтобы прошлые невзгоды ушли безвозвратно, а осталось всё только светлое и радостное, как этот огонь.

Они взлетели над костром легко и свободно, одним неразделённым прыжком, как будто собирались подняться аж до бархатной черноты высокого неба; и приземлились, как один человек, всё так же крепко, даже сильнее, чем вначале, сжимая руки.

Они не слышали, как старый волхв спрашивал:

– Все ли простили обиды? Все ли очистили души от чёрной зависти, ненависти, озлобления? Не осталось ли в ком хоть малого зерна обиды? Если есть, пусть выйдет и скажет прилюдно, и рассудим его по справедливости, ибо не допустят боги, чтобы в Купальскую ночь оставался кто с недобрым в сердце. Сейчас вы, избравшие друг друга в суженые, в последний раз очиститесь Священным Огнём, и войдёте в Воду Купальскую, и будете чисты телом, духом и помышлением, и возлюбите друг друга. Пусть будет счастлива жизнь, что зачнётся в ночь Купалы в любви свободной. То угодно Роду, и не прелюбодейство есть, а восторженная жертва богам, ибо нет человеку владетеля среди людей…

Ничего не слышали Светозар и Ивица. Они смотрели друг на друга и не могли наглядеться, с удивлением и восторгом погружаясь в страстный жар купальских огней, мерцающий в любимых очах. Светозар бережно снял с головы Ивицы её девичий венок и подбросил его высоко к небу. Потом поймал и надел себе на голову. То же сделали другие юноши, и все вокруг радостными возгласами приветствовали избранников, которые отныне принадлежали только друг другу.

Те, кто не нашёл суженых, пошли приносить откуп богам. Остальные расходились искать заветные травы и бодрствовать до утра, чтобы встретить Зарю и новое Солнце, и лишь потом отправиться ненадолго поспать. При этом захватить с собой головешку от Живого Огня, чтобы разжечь ею домашний очаг, который не гаснул бы весь год, до следующего Купалы.

С пригорка покатилось горящее коло. Старое просмоленное и обвязанное соломой колесо от телеги символизировало купальский солнцеворот. Отныне дни начнут постепенно укорачиваться, и солнце покатится к зиме. Чтобы на Коляду вновь горящим колом свидетельствовать о рождении светоносного Хорса.

Когда пылающее колесо под радостные выкрики людей, теряя жаркие искры, скатилось в воду и, зашипев, погасло, все восприняли это как знак воссоединения Огнебога с Купалой. Пришёл черёд и людям оказать им почтение!

Светозар с Ивицей, в последний раз перепрыгнув через Священный Огонь, не разъединяя рук, побежали к озеру вместе с другими парами, где, разоблачась, омылись нагие в ночной животворящей воде. После же, скрепив уста поцелуем, рассыпались по берегу и в лесу, ища люб люба, и оставались так до зари.

Старый Велимир, осведомившись, вовремя ли сменили стражу, выставленную для охраны праздника, устало опустился на пень, держась за посох, и окунулся то ли в дремоту, то ли в долгие размышления.

Когда утренняя Заря-Мерцана взошла над миром и рассыпала в травах свои дорогие каменья, крепость и сила всего пребывающего на земле удвоилась, ибо Заря предвещает Солнце.

С весёлым смехом люди направились к капищу, где была принесена общая жертва богам. Спустя некоторое время начались игрища. Юноши, подбадриваемые девушками, показывали свою силу, ловкость, выносливость: быстро бегали, прыгали через несколько быков, боролись и плясали.

В это время отец Велимир призвал к себе Светозара. Он, видно, смертельно устал за эту ночь, руки его дрожали.

– Совсем плохо вижу, Светозарушка… – Он протянул руку, провёл по груди и плечам юноши. – Хорош! – сказал. – И ловок, и статен, и мыслью светел, вот бы Мечислав порадовался! Без страха оставляю тебя, Светозар Яромирович. – Волхв впервые назвал его по отчеству. – Береги буковицы, детей обучай грамоте, чтобы могли прочесть и знали про своих отцов, дедов и прадедов. Особливо береги Хорыгину Кудесную Книгу, дабы ведали наши потомки про дни наши тяжкие и светлые, про то, как старались мы уберечь Русь Великую и какими славными были праотцы наши… Чтобы помнили они о славе той и всегда держали в сердце Русь, которая есть и пребудет землёй нашей… И ещё хочу попросить… Где б ты ни был, собирай книги старинные, переписывай Веды славянские, храни и передавай надёжным людям…

– Отчего так говоришь, отче? – с тревогой спросил Светозар.

– Помру я нынче, – ровным голосом, будто говорил о чём-то простом и обычном, сказал волхв. – Нет лучшего дня, чтоб чистым и спокойным уйти на луга Свароговы… Вот это – посох Мечислава, отныне он твой… И письмена береги… А сейчас помоги мне лечь на землю, так будет легче, уже зовёт она меня…

Светозар уложил старика на траву, а сам опустился перед ним на колени.

– Земли… дай мне… – задыхаясь, прошептал Велимир, – чтоб было с чем… перед Марой предстать…

Светозар вложил в непослушные ладони горсть земли, отец Велимир прижал её к груди и стал что-то шептать, а затем чётко и внятно произнёс:

– Помни всё, Светозарушка… Мири людей, не давай им без нужды за оружие браться, а только… при крайней… необходимости. Будьте счастливы… с Ивицей…

Старик ещё подвигал губами, но уже беззвучно, и закрыл глаза, словно уснул. По телу лёгкой волной пробежала судорога, а затем оно стало спокойным и умиротворённым, будто просветлело изнутри. И Светозар понял, что отец Велимир покинул землю…

Отец Велимир умер не от меча вражеского, не от напасти злой или огня пожарищного, он ушёл оттого, что был стар, и всё, что мог сделать в этой жизни, исполнил. Нынче такая смерть – редкость, думал Светозар, вышагивая рядом с телегой, на которой лежало бездыханное тело волхва.

Цепи, ботала, бляхи, другие железные и серебряные предметы, висевшие на погребальной повозке, вызванивали в такт медленному шагу коней, хорошо смазанные колёса почти не скрипели. Жреца хоронили по старому степному обычаю, существовавшему у южных русов с прадавних, ещё скотоводческих времён.

– Дон-н-н, дон-н-н, – звенело железо.

– Трр-а-к, тр-ра-к, – глухо звякали цепи.

– Дз-и-нь, дзинь-нь, – мелодично отзывались серебряные бляхи.