Перуновы дети - Юлия Гнатюк

– Теперь, после искупления, мы должны по обычаю нашему отправиться к могилам предков, – заговорил медленно, часто останавливая речь, отец Велимир. – Но могилы наших предков остались далеко отсюда и по всему тяжкому пути до сих мест. – Старый волхв опять помолчал, чтобы отдышаться. – Посему тут, на новой земле, рассыплю я прах убиенных друзей наших, что пали в сече жестокой с ворогом. Пусть прах их в эту землю войдёт, и память о них с нами навек останется…

Он взял сосуд с прахом, с трудом поднялся и направился к ячменному полю. Люди пошли следом и молча встали у края. Отец Велимир стал вынимать горсти и бросать по ветру, приговаривая:

Как прах ваш – покрытие полям нашим, так и вы – покрытие нам.

Как земля питает силой колосья злаков, так и вы из Сварги небесной укрепляете живот наш.

И да пребудете с нами ныне и во всяк час! Слава вам! Слава! Слава!

– Слава! Слава… – эхом отзывались люди. Они глядели, как старый волхв рассыпает пепел, и каждый вспоминал то место, где остались могилы предков, либо поля, над которыми был развеян прах родственников и друзей. Где были дома, ставшие погребальным костром для тех, кто не успел спастись. Тяжкие думы, как чёрный пепел, кружились над полем в ясный купальский день. Но без почитания Рода, без памяти об умерших нет настоящего праздника.

Светозар шёл рядом с отцом Велимиром, поддерживая его и помогая нести сосуд. Частички пепла падали на его белую рубаху, а перед очами стояло пепелище дедушкиной избушки. Он вновь переживал тот вечер, когда под холодным взором луны и далёких звёзд хоронил прах любимого учителя. «Пусть слова нашей памяти долетят и до твоей безымянной могилы, дедушка. Спасибо, что заботишься обо мне, что не раз спасал от меча, топора, стрелы, не замеченных мною, и в последний момент отводил смертельный удар, – шептал Светозар. – И ты, Жилко, верный надёжный друг, наверное, смотришь сейчас на нас. Резцы твои не остаются без дела, сколько чудных узоров вырезали они на наших домах, тебе бы понравилось! Мы помним о тебе, о Рябом, обо всех вас, чьи души унеслись вверх с дымом погребального кострища там, под Черниговом…»

После окончания обряда Светозар пошёл с мужчинами готовить место для возжигания Священного Живого Огня. На поляне у озера вкопали два ствола дерева с «рогульками» наверху, куда положили бревно. Внизу между стволами также закрепили бревно, так что всё сооружение стало похоже на огромную букву «П», замкнутую внизу. В верхнем и нижнем бревне вырубили ямки, в которые вставили затёсанное с обоих концов бревно потоньше, середину его обвили вервью, оставив длинные концы, так что по нескольку мужчин поочерёдно тянули верёвку, каждый в свою сторону. Бревно при этом вращалось и силой трения возжигало огонь, разгоравшийся от подкладывания в ямку сухого мха и травы.

Девушки и женщины в это время собирали цветы и плели венки, женщины – свои, а девушки – свои.

Вечером, когда зажгли Живой Огонь, девушки и женщины надели венки и закружились в хороводе с песнями вокруг берёзы, украшенной цветами и лентами, к стволу которой была прислонена большая кукла из прошлогодней соломы – Кострома, наряженная в старые женские одежды.

Когда пение стало жалобным, Светозар присоединился к парням, которые пытались по одному прорваться через хоровод и схватить Кострому. Наконец им это удалось, и они бросили Кострому в огонь. Тем самым женщинам давалось понять, что убиваться по прошлогодней соломе – зряшное дело, когда на полях зреет новый урожай.

Утратив чучело, девушки стайкой побежали к юношам, охранявшим куклу Купалы, одетого в порты и рубаху, набитые сеном. С визгом и смехом, отвлекая охранников, девушки пытались умыкнуть куклу. Вот уже Купала в руках одной из них, все стремглав бегут к воде и топят в ней чучело.

Было такое предание, что некогда Семаргл-Огнебог встретил на берегу Pa-реки богиню Купальницу. У них родились дети: Купало и Кострома, воплощение стихий Воды и Огня. Но судьба разлучила брата с сестрой, гуси-лебеди унесли Купалу на своих крылах за тридевять земель. Через много лет Кострома, гуляя по берегу реки, сплела венок и хвалилась, что никто не сможет сорвать его с головы, то есть она никогда не выйдет замуж. Тут налетел ветер, сорвал венок и бросил в воду, где на лодке проплывал Купало. Он поднял девичий венок. Кострома не признала брата, а обычай повелел им жениться. И только после свадьбы молодые узнали, что они брат с сестрой, и решили покончить с собой, утопившись в реке. Кострома стала Русалкой-Мавкой, а потом боги превратили их в цветок Купала-да-Мавка (Иван-да-Марья).

Потому в этот день сжигают чучело Костромы, а куклу Купалы топят в воде, чтобы избежать кровосмесительного брака. После этого девушки пускают по реке венки, ища суженого. В этот день веселятся, прыгают через костёр, собирают в лесу и на лугах целебные травы.

Отец Велимир, медленно обходя подготовленный костёр, зажигает его головешкой, взятой от Живого Огня. Пламя с радостным треском набрасывается на сухие ветви. В разгорающийся костёр подкладывают сучья потолще, а затем и целые смолистые брёвна. Огонь набирает силу, гудит и трещит, вознося свой пылающий оселедец высоко в тёмное небо, дополняя жаркими искрами россыпь блестящих звёзд. Но вот трепещущий язык пламени разделился вверху на три, будто огромный огненный тризуб восстал во мраке между Землёй и Сваргой. Все собравшиеся на поляне возликовали, поскольку это был знак от богов, что им угодны нынешние жертвы и сегодняшнее празднество.

После этого началась общая трапеза замирения. Женщины принесли всякую снедь, питьё и душистые лепёшки свежеиспечённого хлеба: драгоценную муку берегли специально для Купальских свят с прошлых Овсеней. Особенность трапезы замирения состояла в том, что люди угощали друг друга, прося прощения за вольные или невольные обиды, укоры, несправедливости. В знак примирения человек должен был принять из рук бывшего обидчика хлеб и сурицу и, в свою очередь, угостить его.

Глаза парней и девушек горели отражением бликов костра и особым радостным возбуждением: ведь сейчас, после замирения, им предстоит выбирать себе суженого или суженую. Конечно, выбор сделан давно, но он должен подтвердиться нынешней ночью.

Едва дождавшись знака волхва, молодёжь начала прыжки через костёр, горящий уже не так жарко, однако достаточно для того, чтобы опалить нерасторопным подолы рубах или волосы, чего, впрочем, никто не опасался, ибо обожжённая борода или рубаха считалась добрым знаком – поцелуем самого купальского Огнебога.

Парни и девушки, держась за палку, попарно прыгали через огонь. Если руки их во время прыжка не разъединялись, то они становились сужеными, а ежели расходились – оба искали новую пару.

Отец Велимир, сидя на пеньке, видел, как блестят очи стоявшего подле Светозара, как вздымается его грудь, распираемая жаркими чувствами.

– Что стоишь, сынок? – вполголоса проговорил он. – Иди к ней, ждёт ведь…

Светозар удивлённо обернулся к старцу. Тот вновь медленно и важно кивнул.

– Истинные волхвы не имеют жён и семьи, так издревле повелось. Ибо жёны тяготеют к миру вещей и не всегда разумеют великих истин. Одначе в тебе говорит сила Рода, и никто не вправе творить сему препону. Бывает, редко правда, что женщина зрит дальше мира вещей и разделяет устремления мужа. Тогда они становятся едиными, движутся вместе по пути Прави, и оба становятся волхвами. Ибо исполняют не только веление Рода о продлении жизни и сотворении семьи, но и познают Поконы Сварожии, делясь силой ведовства с другими людьми. Сие, повторяю, нечасто бывает, но я хочу, чтобы это случилось именно с тобой…