Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев

В книге «Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории» ее автор, сын Осипа (Иосифа) Пятницкого Владимир, высказывает в этой связи предположение, что Сталин готовил еще более гигантский процесс против Коминтерна целиком с последующим его закрытием уже в конце 30-х годов. Но помешали обстоятельства и стойкость «старых большевиков», к которым В.И. Пятницкий, не скрывающий своих коммунистических взглядов, относит и своего отца, яростно защищаемого им в книге. Потому якобы компромат на Димитрова, Тольятти, Куусинена, Шмераля, Марти и других избежавших репрессий главных руководителей Коминтерна не пошел в дело, и гигантская задумка судить весь Коминтерн у Сталина провалилась. Здесь же В.И. Пятницкий пишет, что генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Димитров это понимал и даже вынашивал план перевести руководство Коминтерна за пределы СССР и тем сохранить организацию от уничтожения ее злодейским планом Сталина. Хотя представляется, что, как и в массе других больших дел в годы репрессий, следователи НКВД просто вышибали для профилактики из уже обреченных показания на как можно более широкий круг лиц, а уж кого из них репрессировать, а кого не трогать – решали на другом уровне, в самом Кремле и в руководстве НКВД.

Думается, будь у Сталина такой план ликвидации Коминтерна уже году к 1938-му, через большой процесс о заговоре в нем, Сталин и НКВД его без особых проблем бы осуществили. Деятели Коминтерна по привычке сдали бы друг друга, а все «старые большевики» под пытками дали бы друг на друга показания, как это и произошло в реальном деле о «заговоре в Коминтерне». Версия же о плане Димитрова вывезти часть руководителей Коминтерна из Советского Союза и обосноваться где-то за его пределами вообще выглядит в тех реалиях фантастической. Кто бы выпустил обреченных за железный занавес тогдашнего Союза, а представить Димитрова с Тольятти нелегально идущими ночью через советскую границу, как это сделал разочаровавшийся в СССР испанский коммунист-боевик Кампесино, очень трудно. По-видимому, Сталин исполнил именно задуманный им план, выбил из Коминтерна часть руководства, остальных запугал и превратил в придаток своей власти, оставив еще на несколько лет в качестве пустого символа былой революционной мощи Коминтерна. Зачем оставил, что хотел сделать из этих остатков Коминтерна? Теперь уже загадка, точного ответа на которую не узнать, осуществлению этих замыслов препятствовала начавшаяся война и новые заботы.

Итогом всей этой деятельности Коминтерна стало накапливающееся против него раздражение верховной власти в СССР и лично Сталина. Утративший ряд своих основных функций, обескровленный репрессиями в нем 1937–1939 годов, выжатый уже кадрово спецслужбами, Коминтерн был обречен на заклание уже к 1940 году. Точкой отсчета можно считать даже 1936 год, когда Сталин впервые заявил на публике, что СССР больше не стремится к мировой революции (наврав при этом, что якобы и раньше не стремился), с этого же года Иосиф Виссарионович отбросил дипломатию и все чаще отзывался о Коминтерне иронично и пренебрежительно.

Только по инерции и определенным соображениям Сталина он протянул затем в агонии еще несколько лет. Хотя по многим свидетельствам, приводимым в том числе и В.А. Бобреневым в его книге «За отсутствием состава преступления» о сталинской чистке в Коминтерне, Иосиф Виссарионович еще в 1937 году в кругу ближайших сподвижников в своем стиле возмущался пассивностью Коминтерна: «Кто эти люди? Просто наймиты, живущие давно за наш счет. И через девяносто лет они не смогут сделать ни одной революции».

С годами после этого Коминтерн только слабел, усиливая это раздражение власти и Сталина, который к 1940 году открыто позволял себе называть это устаревшее ленинское детище «лавочкой». Тем более что несоответствие задуманного проекта и современного состояния Коминтерна к 30-м годам было уже очевидным для всех, а это только порочило саму марку ленинского Третьего интернационала. Это понимали уже за границей, считая Коминтерн только обслуживающим проектом при Кремле и его спецслужбах, а значит, и эффект его пугающей Запад мощи снижался на глазах.

Это же понимали оппоненты Сталина в партии внутри СССР, как автор попытки «ленинской платформы» в ВКП(б) Мартемьян Рютин, который в своей листовке «Ко всем членам ВКП(б)» еще в 1932 году бросил Сталину это обвинение: «Антиленинская политика Сталина дополняется антиленинским руководством Коминтерна. Коминтерн из штаба мировой коммунистической революции низведен до роли простой канцелярии Сталина по делам компартий, канцелярии, где сидят трусливые чиновники, послушно выполняющие волю своего начальника». О выполнении воли еще и сталинских спецслужб, чем все более занимался Коминтерн, Рютин ничего не написал, возможно, не был близко допущен к секретам такого взаимодействия. Но такие оценки тоже требовали от Сталина как-то закрыть вопрос с двусмысленностью существования Коминтерна. Да и в самом Коминтерне многие уже видели истинную картину совсем не той, какой она рисовалась им при Ленине. «Коминтерн стал просто рукой Сталина и его власти», – сказал Хосе Пенелон, уходя из Коминтерна и уводя из-под его крыши половину аргентинской компартии, как позднее поступил и финн Туоминен. Проект «Коминтерн» потребовалось свернуть с соблюдением всех дипломатических оговорок.

Агония Коминтерна закончилась в годы участия СССР во Второй мировой войне. Собственно, к этому времени у Коминтерна оставалось все меньше власти и реальных задач. К 1939 году закрыты последние его курсы боевой работы и радистов, которые начали сворачивать с того самого 1936 года. Теперь Коминтерн только поставлял кадры для НКВД и Разведупра, а обучали их уже спецслужбы. Донесения Димитрова в 1940–1941 годах уже почти полностью посвящены количеству и кандидатурам отобранных в Коминтерне и переданных в Разведупр или в 4-е управление НКВД Судоплатову людей для разведывательно-диверсионной работы, прежним гигантским планам восстаний в мировом масштабе пришел конец. Периодически в годы Второй мировой войны еще попадаются остатки пришедшей по каналам Коминтерна разведывательной информации от иностранных компартий, которую Димитров тут же переправляет в НКВД. Так, Димитров с припиской «С товарищеским приветом» в конце 1939 года направляет лично главе НКВД Берии шифры японской армии, похищенные китайскими партизанами и привезенные в Москву представителем компартии Китая. Этим молодым китайским товарищем посыльным был Чжоу Эньлай, в последующем председатель правительства КНР и правая рука Мао Цзэдуна.

Когда последние пригодные кадры уже были забраны спецслужбами в разведку и в диверсионные группы, еще и попытка массово отправить коминтерновские кадры на фронт привела к пропагандистской кампании немцев при первых же пленных из их числа: «Интернационалистов Сталин гонит как пушечное мясо на убой». Кого-то отозвали с фронта, кто-то так и воевал до победы, как танкист Сергей Мао, сын Мао Цзэдуна, но это уже судьбы отдельных людей, а судьба Коминтерна была к тому времени предрешена. По некоторым сведениям, первоначальное решение о закрытии Коминтерна Сталин принял еще весной 1941 года, и только момент вступления СССР во Вторую мировую войну отодвинул этот указ.

22 июня 1941 года Сталин в числе других ближайших соратников встречался один на один и с генсеком Коминтерна Димитровым, нераспущенный Интернационал нужно было как-то использовать в тяжелых условиях войны, из-за первых серьезных поражений Кремлю было уже не до реформ в нем. Тревожным утром 22 июня Сталин в череде приемов первых своих сподвижников и военачальников нашел два часа для беседы с Димитровым и его заместителем в ИККИ Мануильским. Но речь опять пошла об инструктаже по своим каналам руководства заграничных компартий о необходимых действиях и о поставке людей в ряды НКВД и ГРУ. При этом сам Димитров писал позднее, что в ходе этой беседы Сталин запретил ему даже призывать по традиции к социалистической революции в других странах, необходимо было только пропагандировать антифашистскую роль борьбы Советского Союза против Германии. Логичное предложение Димитрова о формировании по модели войны в Испании большой интербригады под эгидой Коминтерна и отправке ее на фронт было Сталиным категорически отвергнуто в июне 1941 года, время символов и демонстраций прошло.