Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев

Работавшие в советской разведке под чужими именами и с чужими документами иностранцы, как и нелегально прибывшие в СССР, вообще были беззащитны, об их исчезновении в недрах Лубянки никто мог и не узнать. Из московской гостиницы «Люкс» на улице Горького (сейчас это гостиница «Центральная» на Тверской улице), бывшей главным общежитием для иностранцев из аппарата Коминтерна, регулярно «черные вороны» увозили новых жертв этой чистки бывшего штаба мировой революции. Димитров в своем докладе о «разгроме антисоветского заговора в Коминтерне», воздав хвалу бдительному НКВД в его ликвидации, заявит, что заговорщики почти полностью успели взять под негласный контроль ОМС организации и целые национальные секции при Коминтерне, например польскую.

Многие из попавших под молот репрессий коминтерновцы расстреляны в привычном тогда ускоренном порядке. Некоторых для ареста и расстрела специально вызвали с разведывательной работы за границей, как немца Киппенбергера, или с фронта испанской войны, как бывшего там комиссаром интербригады хорвата Чопича. Некоторым из таких обреченных коминтерновцев только отказ вернуться по приказу в СССР из-за границы сохранил жизнь, как руководителю нелегального аппарата германской компартии Вильгельму Мюнценбергу. Он стал таким же невозвращенцем, как некоторые сотрудники разведки ИНО НКВД или Разведупра, а Мюнценберг много знал об операциях советских спецслужб, и не только в Германии. Даже после полного отхода Мюнценберга от Коминтерна и исключения его за отказ приехать в Москву из КПГ Сталин долго негодовал и требовал от НКВД либо заманить Мюнценберга в Союз для ареста, либо ликвидировать его спецоперацией в самой Европе. В 1940 году Мюнценберг во время побега из фашистского лагеря с группой товарищей отстал от них и при невыясненных обстоятельствах то ли повесился в лесу, то ли был кем-то убит и повешен на дереве – в его смерти многие тогда и сейчас видят все же дотянувшуюся до невозвращенца-коминтерновца руку сталинских спецслужб.

Побег на Запад спас жизнь и агенту Коминтерна Яну Валтину (сотрудник советской разведки НКВД под фамилией Креббс), которого ранее перевербовала германская контрразведка СД и сделала двойным агентом. Хотя сам Ян Валтин в своих мемуарах «Ни родины, ни границы» и утверждал, что СД его подставила та же советская разведка в качестве ложного агента и двойным агентом он не был, а порвал по идейным соображениям только с НКВД. В итоге бежавший в США и от советских, и от немецких своих хозяев, Валтин избежал репрессий в НКВД.

Кто-то из связанных со спецслужбами коминтерновцев избежал расстрела, но на долгие годы отправился в бараки сталинских лагерей, как арестованный в гостинице «Люкс» после возвращения из Испании знаменитый командир интербригады Манфред Штерн (Клебер) или польская коммунистка Стефания Брюн (сестра заместителя Дзержинского в ВЧК Иосифа Уншлихта, также расстрелянного к тому времени).

В НКВД надзором за кадрами Коминтерна (а с 1937 года и репрессиями и организацией дел по их обвинению) занималось специально созданное подразделение в 3-м отделе ГУГБ НКВД. Его возглавлял чекист Лев Полячек (сам репрессирован и расстрелян своими в 1939 году в год зачистки ежовцев в органах госбезопасности), и здесь работали специализировавшиеся на коминтерновцах – «врагах народа» и страшные для них своими садистскими методами допросов следователи НКВД Лангфанг и Шварцман – этих «специалистов» осудят только после 1953 года, уже как бериевцев.

1937 год стал только самым «урожайным» для НКВД на репрессии в Коминтерне. Первые же репрессии с арестами и расстрелами коминтерновских кадров начались еще в 1935–1936 годах, как и первые «пробные процессы» в СССР над троцкистами или зиновьевцами. И в Коминтерне первыми тогда ликвидировали тех, кто действительно в середине 20-х годов стоял за Троцкого или Зиновьева, то есть относительно настоящих оппозиционеров: Сафарова, Вуйовича, Домбаля, Сичильяно, Мадьяра. Известный лидер компартии Венгрии Мадьяр вдобавок еще при стукаче заявил в 1935 году, что «НКВД сначала берет всех подряд, а уж потом разбирается». С этого вообще-то и началось «Дело Коминтерна» в разработке НКВД, со сводки заместителя начальника ИНО НКВД Горба «О сомнительных лицах» от 1936 года. И как это было и в самой большевистской партии, и в самом НКВД, сначала забрали и репрессировали поддерживавших оппозицию за десять лет до того под аплодисменты других, а уж затем и за этими другими пришли с совсем высосанными из пальца обвинениями.

То же и с интернационалистами, уже отправленными Коминтерном в ряды кадровых сотрудников спецслужб СССР. Первым репрессированным из них еще в 1931 году можно считать чеха Ярослава Штромбаха. Молодой лейтенант австро-венгерской армии в русском плену пошел в Чехословацкий корпус, сразу после октября 1917 года из его рядов дезертировал к красным, командовал в РККА интернациональным полком, а с 1923 года перешел в Разведупр. Позднее Штромбаха перевели в строевые части командиром 44-й дивизии под Киевом, а в 1930 году арестовали по делу «Весна», вскоре расстреляв. Среди приговоренных к смерти фигурантов дела «Весна» из царских и белых офицеров в РККА чешский интернационалист Штромбах смотрится странно, хотя он тоже из кадровых офицеров, пусть и австрийских.

Начать с репрессий тех коминтерновцев, кто в 20-х годах был активным участником фракционной борьбы внутри Коминтерна или своих компартий, было достаточно легко. Как и среди сотрудников ГПУ в 20-х годах, среди коминтерновцев участников таких фракций «троцкистов», «зиновьевцев», «истинных ленинцев», «примиренцев», «новых большевиков», «членов большевистской платформы Неймана-Реммеле в КПГ», «членов Ленинбунда» и иных фракционных ответвлений было множество. И любого можно было потянуть за нитку тех старых историй, затем уже нагромоздив и несуществующие к концу 30-х годов тайные фракционные группы, работу провокатором иностранных спецслужб и прямой шпионаж для них в СССР. Этим и воспользовались в разжигании дела об антисоветском заговоре в Коминтерне, как пользовались старым компроматом о колебаниях в партии против самих сотрудников НКВД.

Один из лидеров германской компартии Гуго Эберлейн, бывший для ОМС Коминтерна и для НКВД много лет главным эмиссаром по развозу компартиям Европы выделенных им денежных средств из Москвы на нелегальную деятельность, на долгих допросах на Лубянке после ареста недоумевал, что осталось в протоколах его дела: «Мы все в 20-х годах участвовали в спорах и фракционной борьбе в КПГ, но при чем здесь шпионаж против СССР и работа на гестапо?» Несчастный коминтерновец Эберлейн, арестованный после одного из тайных вояжей по линии Коминтерна и внешней разведки при возвращении в Москву прямо на вокзале, так и не понял эту изощренную логику Лубянки: кто колебался и участвовал во фракциях в 20-х годах, в 1937 году уже бесспорный враг социализма и шпион. После долгих странствий по этапам и лагерям Эберлейна после очередного пересуда его дела в Москве все же расстреляли в 1942 году (по другим сведениям – его убил конвой на пересыльном этапе безо всякого судебного приговора). Так пал под ударами НКВД еще один ветеран Коминтерна и компартии Германии с первых дней их существования. На знаменитой фотографии с первого учредительного конгресса Коминтерна в 1919 году молодой немец Гуго Эберлейн улыбается за столом президиума по правую руку от самого Ленина.