Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Конечно, я понял, кто эта женщина, — сказал фон Булов. — Но мужчина? Вы знаете его?

— Да, — сказал Хаусман. — Да, знаю.

Скорее случайно, чем намеренно, Либерман пошел по Виблингер-штрассе. Профессор Фрейд был абсолютно прав. Очевидно, именно сюда нужно было идти тому, кто хотел купить что-то из антиквариата. Либерман рассматривал предметы в витринах и старался почувствовать в себе хоть какую-то заинтересованность в том, что он видел. Но ему было все равно. Трудно было отличить настоящий антиквариат от обычного куска камня. Насмотревшись на бронзу, фарфор, филигрань и роскошные ткани, он стал мечтать о простых линиях строгой геометрии блестящих полированных поверхностях современного интерьера.

Окно витрины, которую он рассматривал, давно не мыли, а на уровне глаз с другой стороны был приклеен мятый кусок газеты «Нойе фрайе прессе». Буквы выцвели, а желтая бумага потрескалась. Но все равно Либерман смог понять, о чем статья: это был отчет о находках британской археологической экспедиции на острове Крит в Эгейском море.

Среди тусклого серебра, треснувших ваз и медных чаш, поверхность которых была мутной из-за патины, его внимание привлекли две маленькие египетские статуэтки — стервятник и человек с головой сокола. Последняя немного походила на фигурку бога Сета, найденную в японской шкатулке фройляйн Лёвенштайн.

«Почему бы и нет? — подумал он. — Что плохого в том, что я задам несколько вопросов?»

Либерман открыл дверь. Однако его приветствовал не хозяин магазинчика, а пронзительно кричащая и бьющая крыльями птица майна говорящий скворец. На поднятой руке видавшей виды статуи Афродиты висела клетка из бамбука, угольно-черный обитатель которой кричал визгливым фальцетом: «Красивые вещи, красивые вещи». Рядом с птицей стояло плетеное кресло с навесом, в котором уютно, как моллюск в раковине, расположился сморщенный старик. На нем была марокканская феска, а ноги укрывало тяжелое клетчатое одеяло. Седые волосы торчали из-под фески, а в длинной заостренной книзу бороде проглядывали цветные пряди — светло-коричневые и бежевые. Он крепко спал, и ни звонок, ни птица не разбудили его. Либерман заметил, что трубка старика лежала на полу. Он прошел на цыпочках по загроможденному помещению, поднял трубку и осторожно положил старику на колени.

В матине было невыносимо жарко и душно. За статуей Афродиты находилась большая печь, от которой исходило тепло.

Либерман огляделся. Комната была похожа на необычный склад, в котором разный хлам лежал вперемешку с древними сокровищами. Среди обветшалых стульев, старых штор, рам для картин и серебра находились вещи, которые явно были настоящим антиквариатом. Либерман нагнулся, чтобы рассмотреть глиняную греческую амфору, украшенную какой-то грубой фигуркой с крыльями. На горлышке висела бирка, на которой коричневыми чернилами было написано: «Классический период, 20 крон». Рядом располагался сфинкс. Черты лица статуи почти стерлись, но поза была очень решительная — он сидел на задних лапах и смотрел вперед. На бирке значилось, что эта статуэтка из Италии, но цены не было.

Либерман взял сфинкса в руки и вспомнил о его собратьях в садах Бельведера.

— Красивые вещи… красивые вещи.

Именно туда они всегда ходили. Сначала он сопровождал обеих сестер, но потом Кларе разрешили ходить одной, без Рахель. Герр Вайс был не против. Да и с чего бы? Они все ему доверяли. Сколько раз он и Клара прошли по этим садам! Один раз она захотела потрогать голову каждого сфинкса.

Он всегда с нетерпением ждал встреч с ней — ее смех, бесконечная болтовня, озорные реплики. Ему нравилось, как она одевалась, так изысканно и так тщательно подбирая цвета. Его завораживал даже ее разрез глаз, соблазнительные губы, улыбка. Это была его Клара. Однако что-то изменилось. Он не чувствовал того, что должен был…

— Красивые вещи, красивые вещи.

Либерман снова поставил сфинкса на пол.

— Этот сфинкс стоит по меньшей мере восемьдесят крон. Но я отдам его вам за тридцать.

Либерман очень надеялся, что это сказала не птица майна, но не был абсолютно в этом уверен — голос был такой же пронзительный. Он выпрямился и обернулся.

Глаза старика были открыты и загадочно мерцали.

— Добрый день, — сказал Либерман.

Старик поприветствовал его, подняв трубку. Потом, повернувшись к птице, он крикнул:

— Джакомо, ах ты проказник!

Птица пронзительно взвизгнула и принялась чистить перья.

Либерман шагнул вперед.

— Это все настоящий антиквариат?

— Настоящий? Конечно, все вещи настоящие, — начал старик своим визгливым голосом. — Римские, этрусские, персидские, греческие, египетские… Такого выбора вы нигде не найдете, даже в Париже! Даже в Лондоне!

— Не могли бы вы мне помочь? Я хочу найти одну вещь, которую, возможно, купили у вас.

— Какую вещь?

— Египетскую статуэтку примерно такого размера. — Либерман показал руками. — Изображение бога Сета.

Старик вынырнул из-под тента кресла.

— Подойдите ближе. — Он поманил его узловатым пальцем.

Либерман шагнул вперед. Старик, прищурившись, смотрел на него.

— Сет? Зачем он вам нужен, а?

— Для моего друга, коллекционера.

— Я дам вам совет, — произнес старик. — Пусть ваш друг сам ищет себе Сета…

— Почему?

— Потому что тот, кто его ищет, обычно находит.

В словах старика было что-то зловещее. Какая-то значительность, которая — несмотря на его нелепую внешность — заставляла насторожиться.

— Что вы имеете в виду?

Но старик не ответил. Он причмокнул губами, закрыл глаза и снова откинулся в кресле. Казалось, он снова заснул и начал тихо бормотать во сне:

— Склон горы… покрытый кустами и дикими фруктовыми деревьями. Я скакал одиннадцать часов. Они сказали, что расстояние равняется девяти фарсахам, но там было больше, говорю вам, намного больше. Под одним из кустов лежал мертвый волк. Дорога была почти непроходимая — скользкая глина, камнепад, — но я добрался до вершины — до перевала Мука. Я пошел вдоль ручья… к ущелью Занджиран — узкой теснине между двумя крутыми скалами… здесь часто нападают разбойники…

— Хватит, отец, хватит! — Из-за ширмы в глубине магазина вышел полный мужчина среднего возраста в тесном костюме. Он сразу направился к дремлющему рассказчику и поправил одеяло. — В самом деле, отец, тебя нельзя оставить даже на пять минут.

Он взял трубку и вместо нее положил на колени старику тарелку с колбасой и кислой капустой. Посмотрев на Либермана, мужчина сказал:

— Извините, через секунду я буду в вашем распоряжении.

Потом он обратился к отцу:

— Сколько раз я говорил тебе: когда приходят посетители, проси их подождать. Твой вздор никому не интересен.