Смертельная игра - Фрэнк Толлис

— Мама, я не уверен на сто процентов, да это и невозможно. — Он вспомнил любящего мужа, Райнхарда: «Мой дорогой друг, конечно, у меня были сомнения. У всех они бывают». — Я… Я не знаю, какая у нас будет совместная жизнь, я не умею предсказывать будущее… Но мне очень нравится Клара, и, когда мы вместе, я действительно счастлив. К тому же, она красавица.

— Это ненадолго, поверь мне, — резко сказала Ребекка. — Когда-то и про меня говорили, что я красавица. — Она протянула руку и поправила прядь волос за ухом сына, как будто он все еще был маленьким. Либерман нахмурился и отстранился.

— Значит, ты уверен? — спросила Ребекка с улыбкой.

— Уверен, насколько это возможно, мама.

Тогда Ребекка встала и подошла к комоду. Вернувшись, она села и протянула сыну маленькую черную коробочку.

— Возьми это, — сказала она.

Либерман взял ее и открыл. Внутри на шелковой подстилке лежало обручальное кольцо. Множество маленьких бриллиантов сверкали вокруг ярко-голубого сапфира.

— Это кольцо моей бабушки, то есть твоей прабабушки. Она им очень дорожила. Я думаю, ты слишком занят, чтобы пойти купить новое.

Комнату освещали свечи, большинство из которых уже догорело, оставив после себя только огарки. Опустевшие кальяны заслоняли графу обзор; но даже через стеклянные колбы ему были видны причудливо искаженные силуэты двух господ, лежавших без сознания. Когда Заборски пошевелил головой, неподвижные тела его приятелей сначала увеличились, а потом съежились.

— Дорогой граф…

Заборски повернулся. Рядом с ним стояла скромно одетая женщина средних лет.

— А-а-а, фрау Матейка… — Заборски ухмыльнулся, произнося ее имя.

— Я хочу кое-что с вами обсудить. — Заборски не отреагировал. — Наедине. — Заборски встал, слегка покачиваясь. — Осторожно, не упадите.

— Я бы никогда так не опозорился.

Мадам провела его по темному коридору в обшарпанную комнату, в которой пахло сыростью. Пол был голый, и обои под потолком начали отставать от стен; черная плесень полосками спускались сверху вниз по обе стороны окна со ставнями; керосиновая лампа стояла на старом исцарапанном письменном столе, перед которым было два стула.

— Пожалуйста, сядьте.

Заборски протащил кресло по полу с таким скрежетом, что его чувствительным ушам стало больно. Он рухнул в него, развалился и свесил руки вниз.

— Ну, — сказал он, — в чем дело?

— Как вам известно, — сказала фрау Матейка, — вы один из наших постоянных и самых любимых клиентов…

— Я заплатил… я заплатил Ольге за все на прошлой неделе.

— Да, конечно. Я не это имела в виду…

— Тогда в чем дело? Говорите.

Фрау Матейка походила на провинциальную школьную учительницу. На ее лице не было косметики, а седеющие волосы были стянуты в узел, из которого выбились несколько волосков. Серебряное распятие, висевшее у нее на шее, усиливало впечатление благовоспитанной старой девы.

Она снисходительно улыбнулась.

— Мне нравится считать наших постоянных клиентов друзьями. Господами, с которыми можно договориться.

— Вы не получите от меня больше денег, фрау Матейка. У меня их нет.

— Я хотела обсудить с вами не денежный вопрос. Дело в вашем поведении.

Заборски рассмеялся — неторопливое металлическое кудахтанье.

— Поведении? Но это же бордель!

Мадам потянулась к лампе и увеличила в ней фитилек. Ее лицо предстало перед ним не в самом выгодном свете: мешки под глазами походили на синяки, резкие морщины на верхней губе выдавали возраст.

— Я отвечаю за моих девочек, надеюсь, вы это понимаете? Я для них как мать. Они приходят ко мне со своими проблемами, когда их что-то беспокоит.

— И какое это имеет ко мне отношение?

— На вас были жалобы.

— Жалобы?

— Да.

— Какие жалобы?

— На вашу грубость. Так не пойдет, граф, вы пугаете девочек.

Заборски закатил глаза к потолку.

— Чепуха.

— Амалия показала мне свою шею. Вы чуть не задушили ее.

— Я был очень возбужден… — пробормотал Заборски.

— Знаете что… — Фрау Матейка наклонилась вперед. — Есть женщины, готовые исполнять необычные прихоти клиентов для вас, как все устроить. Если хотите, я могу узнать об этом. Хотя, конечно, это будет стоить немного дороже. Скажем, четыре… возможно, пять крон.

— Я пошел…

Заборски встал и вышел из комнаты. Его уже не так шатало, и он быстро прошел по коридору, потом через вестибюль, где все еще спали его приятели. В небольшой прихожей он взял свое пальто и трость.

Выйдя на улицу, он остановился: холодный ночной воздух освежал голову… Дверь предусмотрительно выходила на узкую плохо освещенную улочку. Голые кирпичи торчали из-под осыпающейся штукатурки. Он уже двинулся вперед, когда заметил человека, приближающегося к нему с другого конца улицы. Человек подошел; в тусклом желтом свете уличных фонарей был виден только его силуэт.

Улочка была недостаточно широка, чтобы они могли свободно разойтись, но ни один из них не посторонился, когда они поравнялись друг с другом. В результате мужчины довольно сильно столкнулись плечами.

Все еще раздраженный после разговора с фрау Матейкой, Заборски повернулся и крикнул:

— Смотри, куда идешь!

Мужчина остановился и тоже обернулся. Его лицо попало в свет фонаря, и теперь Заборски его узнал.

— Браун! Что вы здесь делаете?

— Думаю, то же, что и вы. — Молодой человек шагнул вперед. — Не особенно богатое духами место — дом фрау Матейки.

Заборски промолчал.

— Знаете, — продолжал Браун. — Я всегда подозревал, что вы только делаете вид, что интересуетесь нашим кружком.

— Что вы имеете в виду?

— Вы никогда не испытывали интереса к общению с душами умерших, не так ли?

— Вы пьяны, Браун. Прощайте.

Заборски развернулся и хотел уйти, но сразу почувствовал тяжелую руку Брауна на своем плече.

— Ну уж нет, дорогой граф. Думаю, вам стоит остаться и поговорить со мной.

Заборски оставался совершенно спокоен.

— Знаете, это все были фокусы, она всех обманывала… — продолжал Браун. — И я думаю, что вы знали об этом.

— Уберите руку.

— Тогда почему ты продолжал приходить каждую неделю. Это был ты?

— О чем вы говорите?

— Ты спал с ней, да?

— Уберите руку, — повторил Заборски.