Последний рубеж - Федор Вахненко

«Продолжаем зачистку», – гласило последнее предложение доклада, и отряд гэбээровцев снова растворился в лесной глуши. Что-то подсказывало сержанту: там, среди питаемых аномальной энергией деревьев, еще могли оставаться избежавшие свинцовой кары зомби. Зомби, которые подлежат уничтожению.

* * *

Седому понадобилось не больше пяти минут, чтобы оставить черных и зеленых позади. Пусть они попытаются, говорил себе сталкер. Пусть они попробуют договориться с военными и выбраться из этого гиблого места. Пусть на собственной шкуре прочувствуют, что значит вернуться на Большую землю. Пусть шарахаются от каждой тени, от каждого пылевого вихря, пусть застывают в нерешительности, пытаясь понять, кто перед ними: обычный пьяница или зомби с выжженными мозгами? Пусть просыпаются в холодном поту и рыщут по скрипучей кровати в поисках оружия, которого у них нет, гадая, кто ломится в подъезд поздно ночью: потерявший ключи сосед или страшная тварь, выползшая из чрева Зоны? Пусть ловят на себе подозрительные взгляды прохожих, пусть их принимают за городских сумасшедших. Пусть мысль о возвращении назад снедает их, как когда-то снедала самого Седого…

«Вроде добазарились… Вроде Панас крышевал и кому надо на лапу дали. А нет, ни хрена. Уходили впятером, а вернулся только один». – В один момент в голове Кожевникова всплыли слова покойного Рвача, и бродяге тут же подумалось: а может, с остатками группировок выйдет так же? Может, военные тоже не станут с ними говорить? Просто перестреляют, как бешеных собак, и дело с концом. Что ж, туда и дорога этим черным и зеленым…

Глаза сталкера быстро пробежались по открывшемуся перед ним участку леса – и охотник за артефактами тут же замер, будто окаменевший тролль из старых норвежских легенд. Вон чуть левее стелилось по земле «сияние». Прямо по курсу разместилась пара «центрифуг». Чуть правее зияло обожженное, еще не успевшее зарасти травой, пятно «динамита», возле которого валялось нечто, отдаленно похожее на увитую жилистыми обрывками мяса кость.

Поле, мигом сообразил скиталец. Определенно, поле, манившее в свои сети блеклым светом артефактов, из глубин которого как будто доносился чей-то низкий голос, предлагавший пройти в это скопище и испытать себя на прочность. Проверить, хватит ли духу и остроты глаза, чтобы не только вырваться живым, но и прибрать к рукам пару-тройку ценных даров Зоны.

– Нет уж, – печально усмехнулся Седой. – Знаешь, мне уже нахрен не нужны твои артефакты. Потому что, так или иначе, это уже конец. Гребаный конец моей гребаной жизни…

* * *

Стоило пси-волнам «скальпеля» схлынуть с разума Кожевникова, как мозг сталкера мигом захватила внезапно пришедшая, будто рухнувший с неба метеорит, горькая мысль.

«Бежать некуда», – гласила она. Даже если бы бродяга забрал у обомлевшего, дезориентированного Карача рюкзак, а с поля боя унес бы столько, сколько смог забрать, шансов у него все равно не было. Заводище, Армерия, ЦАЯ – все старые лагеря превратились в безлюдные, опустошенные руины. Все, что Седой смог бы там найти – это мелкие объедки, оставленные прошлыми посетителями складов. Таким образом, уйдя подальше от прочесываемых гэбээровцами окраин, он отрежет себя от единственного источника припасов – павших в бою за Чернобыль людей. И даже если торговцы вернутся обратно, даже если все начнет налаживаться, пройдет не один месяц, прежде чем дельцы рискнут обосноваться поближе к центру аномальной территории. В результате рюкзак Седого рано или поздно опустеет, будто моральный кодекс опытного сталкера, и перед Кожевниковым встанет выбор: наложить на себя руки или умереть жуткой, тянущейся не один день смерть от радиоактивной воды. А если он предпочтет осесть где-нибудь на окраинах…

Что ж, одним лишь Хозяевам Зоны известно, сколько еще ГБРЗА будет рыть носом землю в поисках уцелевших бойцов группировок. Останься скиталец поближе к охранному периметру – и его непременно будет ждать смерть в скоротечном бою с бывшими коллегами…

* * *

Улыбка исчезла с губ Седого так же быстро, как и появилась. Запустив руку в мешочек на поясе, сталкер бросил гильзу влево, ровно на три часа. Кажется, чисто…

Где-то там, позади, послышались сухие щелчки выстрелов, но Кожевников не обратил на них внимания. Для него это был просто сигнал, что черные, зеленые и Омлет с Бабаем не сумели добиться своей цели. Цели, до которой Вячеславу не было никакого дела. Все, что его сейчас волновало, это обойти широкое аномальное поле и оставить проклятые окрестности Чернобыля за спиной. Уйти подальше от города – и скитаться по тихим, безлюдным просторам, пока костлявая рука смерти не опустится ему на плечо. Пока он окончательно не наскучит Зоне, как говаривали суеверные бродяги…

Взгляд охотника за артефактами упал на болтавшееся внизу оружие, и на мгновение его голову посетила другая мысль: «А может, хватит бегать? Может, пора уже заканчивать?» Однако сталкер, собрав волю в кулак, решительно отбросил идею самоубийства прочь. Нет уж, уходить настолько быстро в его планы не входило. Он должен был увидеть один, хотя бы еще один рассвет…

Эхо выстрелов снова достигло ушей бродяги, и он непроизвольно начал двигаться быстрее. Казалось, инстинкты самосохранения вдруг проснулись и взяли скитальца под контроль, будто знаменитый кукловод. И правда: ноги несли Седого вперед, его глаза резво бегали по сторонам, а рука время от времени то бросала, то поднимала упавшую гильзу, но все это чувствовалось так, будто бродяга был всего лишь наблюдателем. Будто он не мог управлять собственным телом, а просто смотрел пугающе реалистичный фильм, повествование в котором велось от первого лица…

Вот так сталкер и оставил широкие просторы аномального поля за спиной. Руководствуясь рефлексами, отточенными ежедневной опасностью, которая более года нависала над его головой, Седой огибал одну аномалию за другой, проходил мимо лежавших прямо под ногами «батонов» и совершенно не реагировал на слабое свечение более редких и ценных артефактов. Словно биологическая машина, его тело прокладывало себе путь сквозь глухую чащу зеленого леса, и как бы Кожевников этого ни хотел, он не мог остановиться. Он понятия не имел, куда он вообще забрел и насколько отдалился от печально известного Чернобыля. Он просто шел, сворачивая там, где зачем-то требовал свернуть его мозг. Шел, стараясь не обращать внимания ни на пересохшее, требующее хоть пары капель воды горло, ни на ворочавший кишки голод. Шел, сам не зная куда, пока позади не раздался противный, лязгающий щелчок предохранителя.

Гэбээровцы?

Спохватившись, скиталец вцепился в автомат, и его хватка была твердой, будто сжатые челюсти бультерьера. Сталкер повернулся на звук, опускаясь на одно колено, и вскинул перекрашенный АКМ к плечу, но не увидел перед собой ничего, кроме пары кустов и немых стражей леса, которые взяли человека в кольцо, будто группа захвата особо опасного преступника.

Выстрел!

Что-то толкнуло Кожевникова в левую руку, и охотнику за артефактами даже показалось, что он услышал сухой треск перебитой пулей кости. Сталкер повалился на бок и распластался на спине. Оружие выскользнуло из размякших пальцев и тихо стукнулось о прикрытую разгрузкой грудь. Дуло автомата уткнулось в сухой грунт, и здоровая рука Седого инстинктивно потянулись к заплывающей кровавым пятном ране. До ушей донесся тихий шелест зеленки, сминаемой тяжелыми ботинками, и перед глазами вдруг замаячила чья-то нечеткая фигура. Что-то уткнулось скитальцу в висок, и мертвецкий холод расплылся по его коже, парализуя бродягу с головы до пят.