Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году - Леонид Млечин

Лояльность устанавливали чекисты. Выпускать или не выпускать – решалось на совещании в здании на Лубянке, которое устраивалось раз в неделю. Наркомат иностранных дел утвердил инструкцию о порядке выдачи заграничных паспортов: «В обстоятельствах исключительного времени» для выезда требуется разрешение Особого отдела ВЧК. Название органов госбезопасности менялось, а «обстоятельства исключительного времени» действовали до 1991 года.

Попытка бежать от советской власти рассматривалась как тягчайшее преступление против государства и каралась жестоко, хотя с правовой точки невозможно сформулировать, в чем же состав преступления. Но формулировать и нужды не было.

Ездить за границу начальники разрешали только себе. Почему старались никого без крайней нужды не выпускать? Исходили из того, что если советскому человеку представится такая возможность, – он обязательно сбежит. Иначе говоря, ясно понимали, какую жизнь создали и как ее люди воспринимают. Сравнение собственного бытия с заграничным было смертельно опасно для режима. А если хорошенько отгородиться, никому и в голову не придет, что жить можно иначе. Поэтому держали железный занавес закрытым! И неизменно ссылались на «обстоятельства исключительного времени». И то верно: у нас в стране – за малым исключением – время всегда исключительное.

Самое забавное состоит в том, что основные принципы советской дипломатии, продолжавшие действовать почти до самого распада Советского Союза, установил человек, в котором не было ничего советского, – Чичерин.

Родовитый дворянин Георгий Васильевич Чичерин двенадцать лет руководил советской дипломатией. Он стал вторым после Троцкого наркомом иностранных дел и первым профессионалом на этом посту. Идеалист, глубоко преданный делу, он был трагической фигурой, не приспособленной для советской жизни.

Мать научила Георгия ценить искусство и воспитала в нем романтическое восприятие несчастных. Он идеализировал крестьянскую жизнь. Бедность семьи воспитала в нем чувство обиды. Он сам чувствовал себя униженным и оскорбленным. В нем появилась склонность к самобичеванию и самоуничижению. На это еще наложились природная застенчивость и замкнутость. Он рос в уверенности, что жизнь не удалась. В школе ему было очень трудно – он не умел ладить с товарищами. Трудный характер, привычка к замкнутости останутся у него на всю жизнь. Друзей у него практически не было. Образование он получил превосходное – на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Истории учился у самого Василия Осиповича Ключевского, академика, автора «Курса русской истории». Университет Чичерин закончил в состоянии полного душевного упадка, меланхолически замечал сам Георгий Васильевич. Его психологическое состояние усугубилось болезненностью – здоровым человеком он никогда не был. Постоянно простужался, ездил в Германию лечиться: немецкая медицина высоко почиталась в России.

Он рано присоединился к социал-демократам и покинул Россию. В общей сложности провел в эмиграции четырнадцать лет. Троцкий сделал его своим заместителем в Наркомате иностранных дел. Георгий Васильевич прекрасно знал Европу, говорил на основных европейских языках и уже в солидном возрасте приступил к изучению древнееврейского и арабского языков.

25 января 1918 в газетах появился Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря. С февраля Россия перешла на новый стиль летоисчисления. После 31 января старого стиля сразу наступило 14 февраля нового стиля. Инициаторами были Наркомат просвещения и Наркомат по иностранным делам. Заместитель наркома по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин представил в Совнарком записку:

«Польза, которую принесет замена юлианского календаря принятым почти во всем мире григорианским, с точки зрения международного общения настолько велика и разнообразна и вместе с тем настолько очевидна, что обосновывать ее нет никакой надобности. Достаточно сказать, что григорианский календарь уже при прежнем режиме был принят в военном и коммерческом флоте и употреблялся в различных случаях прежними министерствами иностранных дел, финансов, путей сообщения и внутренних дел…

Вопрос о введении в России нового стиля возбуждался не раз и был довольно близок к разрешению еще в 1830 году. Основным препятствием было опасение, что введение григорианского счисления будет истолковано как уступка православия католичеству. При твердом намерении Советской власти не вмешиваться в дела самоуправляющейся церкви вопрос рассматривается исключительно с точки зрения светской, при полном представлении церкви решить вопрос об одном или двух стилях как она для себя признает желательным».

Переход на новый стиль упростил отношения с внешним миром. Георгий Васильевич Чичерин, человек выдающихся способностей, добился бы больших успехов в дипломатии.

Но большевики жили ожиданием мировой революции и всячески старались ее ускорить – помогали местным коммунистам деньгами и оружием, что другие страны воспринимали как враждебные акции.

Владимир Ильич вернулся в Россию весной семнадцатого немолодым и нездоровым. Один из встречавших его на вокзале вспоминал: «Когда я увидел вышедшего из вагона Ленина, у меня невольно пронеслось: «Как он постарел!» В приехавшем Ленине не было уже ничего от того молодого, живого Ленина, которого я когда-то видел в скромной квартире в Женеве и в 1905 году в Петербурге. Это был бледный изношенный человек с печатью явной усталости».

Взяв власть, Ленин попросил товарищей по советскому правительству предоставить ему отпуск на три – пять дней. Просьбу удовлетворили. На следующий день с женой и сестрой поехал в санаторий для туберкулезных больных в финской деревне Халила. Лечили там усиленным питанием и регулярными прогулками в парке.

Комиссаром Петроградского военно-революционного комитета в Госбанке назначили будущего главного чекиста страны Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Он прибыл в контору банка с требованием выдать новой власти 10 миллионов рублей на текущие нужды. Служащие Госбанка большевиков не признали и высокомерно отказались выполнять приказы Совнаркома. Банк заняли красногвардейцы, но денег им все равно не дали.

Ленин утвердил Менжинского в должности заместителя наркома финансов РСФСР. Почему Владимир Ильич определил его по денежным делам? Может, вспомнил, что Менжинский, находясь в эмиграции в Париже, нашел работу в банке? Теперь от него требовалось только одно – выбить из банков деньги. Наркомом поставили известного публициста Ивана Ивановича Скворцова-Степанова, вероятно, потому, что тот перевел на русский язык «Капитал» Маркса.

Получив назначение в Наркомат финансов, Менжинский, еще не подобрав ни одного сотрудника, лег спать на диване в Смольном, прикрепив над головой записку «Наркомфин». В Смольном на него обратил внимание американец Джон Рид, описавший революцию во всех подробностях: «Наверху, в столовой, сидел, забившись в угол, человек в меховой папахе и в том самом костюме, в котором он… я хотел сказать, проспал ночь, но он провел ее без сна. Лицо его заросло трехдневной щетиной. Он нервно писал что-то на грязном конверте и в раздумье покусывал карандаш. То был комиссар финансов Менжинский, вся подготовка которого заключалась в том, что он когда-то служил конторщиком во французском банке».