Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

Потом, когда кризис уже закончится, окажется, что одновременно по линиям спецсвязи в Москву поступит еще одна телеграмма, от другого профессионального разведчика — советского посла в Гаване Александра Алексеева. Он сообщит свои опасения, что вторжение на Кубу США начнется в ближайшие часы, и передаст тревогу Кастро, который также ожидал огневого удара по ракетным установкам.

По мнению историков, именно эти две шифрованные телеграммы, пришедшие по линии КГБ, и подтолкнули Хрущева к компромиссу, заставив его перейти из агрессивной позиции в миролюбивую. Именно после телеграмм Александра Феклисова и Александра Алексеева Хрущев садится писать послание, в котором дает согласие на вывоз ракет с Кубы, и придумывает вариант сделки «Куба в обмен на Турцию».

Так два Александра, два разведчика, спасли мир от ядерной катастрофы.

Обстановка накалялась стремительно. Руководящий советскими войсками на Кубе генерал Исса Плиев (он же Иван Павлов) послал 26 октября в Москву министру обороны Родиону Малиновскому, известному в дни Карибского кризиса как «Директор», телеграмму.

«Директору.

По имеющимся данным, разведкой США установлены некоторые районы расположения объектов тов. И. Стаценко. Командование стратегической авиацией США отдало приказ о полной боевой готовности всех своих авиационных стратегических соединений.

По мнению кубинских товарищей, удар авиации США по нашим объектам на Кубе следует ожидать в ночь с 26 на 27 октября или же на рассвете 27 июля 1962 г.

Фиделем Кастро принято решение сбивать американские боевые самолеты зенитной артиллерией в случае их вторжения на Кубу.

Мною приняты меры к рассредоточению техники в границах ОПР и усилению маскировки. Принято решение в случае ударов по нашим объектам со стороны американской авиации применить все имеющиеся средства ПВО.

Иван Павлов».

Среди бойцов ракетной дивизии Игоря Стаценко прошел слух, что авиаудар намечается в ночь с 26 на 27 октября или же на рассвете 27 октября. Потом пришло подтверждение этого от командира части, тревога превратилась в уверенность и сменилась суетой. Поступил приказ ехать к основному хранилищу боезарядов и перевозить их сюда, на плато Эскамбрай, где в лихорадочной спешке монтировались пусковые установки. Никто не знал толком, что происходит, но все говорили с большим апломбом, демонстрируя свои стратегические познания. Подогнали несколько машин для перевозки боеголовок, теперь уже никто не думал о маскировке, как прежде, когда подобные операции проводились только ночью, с прикрытием и легендами, с переодеванием в кубинскую форму и командами на испанском. Счет шел на часы и минуты, а до основного хранилища боезарядов путь был неблизкий, если учесть кубинское бездорожье, вязкую глину, болотные топи, то задачка предстояла нешуточная.

Опасность скрывалась где-то за морем, среди флоридских болот, и следовало принимать в расчет абсолютно все в этом направлении. Следовало ловить все намеки надвигающейся катастрофы, видеть их среди туч и зеленых морских течений и ни на миг не терять бдительность.

Кое-как переправившись через узкую и извилистую, заросшую по берегам камышами речушку, машины пошли быстрее. Выходя с невысокой иссушенной ветрами горы на бурую равнину, дорога делала петлю, и тут сразу стали видны все машины этого марш-броска. Далеко на дороге поднималась пыль от колес, и облако желтой пыли расплывалось в воздухе ядовитым пятном и растекалось где-то за верхушками низкорослых деревьев с плоскими, как японские зонтики, верхушками. Это было предгорье, со стороны мелкой, терпеливо дожидающейся тропических дождей речушки, и когда дорога забралась чуть выше, то показались каменистые вершины горного хребта, где, говорят, и скрывалась армия повстанцев Фиделя во время революции. Река обмелела и текла узкими протоками среди полос желтого песка и черной гальки, а иногда, словно лазурное сияние, разливалась широкими прозрачными полосами. У берега были глубокие ямы, поросшие речным тростником и ростками бамбука, ивих темной воде отражалось небо.

Неожиданно на дороге встретился погонщик волов в широкополой соломенной шляпе, скрывающей его лицо, с хлыстом в руке. Чуть в отдалении виднелось несколько одноэтажных крестьянских домов с канделябрами мандариновых деревьев вдоль стен, розовыми зарослями олеандра и кустами карликовых бананов, напоминающих зеленые заячьи уши. Волы, возвышающиеся перед погонщиком живыми серыми горами с грозно изогнутыми рогами, спокойно перешагивали с ноги на ногу, не проявляя в отношении движущихся по дороге машин ни малейшего беспокойства. Это была странная деревенская идиллия: Фидель уже объявил всеобщую мобилизацию, и было странно встретить у дороги этого спокойно идущего человека с домашней скотиной.

После песчаной равнины пришлось подниматься на холм, утыканный длинными и жесткими пучками высохшей травы, словно иголками дикобраза. Потом длинным и отлогим склоном машины спускались в речную долину, где дорога справа и слева была обсажена апельсиновыми деревьями, на которых в изумрудной зелени сочных листьев висели зеленоватооранжевые плоды, напоминающие елочные игрушки на рождественской елке, а в просвете была видна какая-то промышленная зона, возможно, перерабатывающего завода. Дорога долго кружила в лабиринте жидкого перелеска, и апельсиновые плантации сменились огромными полями сахарного тростника, высокого, словно роща. Потом пошла особая военная дорога, каменистая и жесткая, машины на ней подпрыгивали и содрогались, она тянулась до цепи гор, виднеющейся на горизонте, и было отчетливо видно, как по этой дороге движутся кубинские войска, грузовики и транспортеры с орудиями, прикрытыми брезентовыми чехлами. Внизу, у подножья холма, виднелась железнодорожная станция, запруженная людьми, военным транспортом, и создавала неимоверный шум. Длинная вереница военных грузовиков и фургонов тянулась прямо вдоль дороги, до каменистой насыпи железнодорожного моста. Рядом с ними сновали кубинцы в зеленой военной форме. День раскалялся, солнце обжигало лицо и руки, как раскаленный металл. Никто не знал, что произойдет в ближайшие часы, но все было пропитано ощущением опасности.

Из книги Н.С. Леонова «Лихолетье».

«В советских войсках в самые нервные дни кризиса (24–27 октября) чувствовалась понятная напряженность. Солдаты и офицеры готовились вступить в бой, рядом с кубинцами, и были готовы идти в горы, вести партизанскую борьбу. В городке Санта-Крус стояли моряки — ракетный полк береговой обороны во главе с майором B.C. Царевым. Личный состав полка до последнего момента ходил в гражданской одежде, но когда моряки почувствовали, что «последний парад наступает», то вместе с командованием решили принять бой в форме военных моряков, которую каждый достал из вещевого мешка. Когда же пришла весть о том, что руководители США и СССР достигли компромисса, то в частях и в батареях раздалось громкое «ура!».

К хранилищу боезарядов удалось добраться лишь к вечеру. Судя по всему, обратный путь предстояло совершать под покровом влажной тропической ночи. Возле въезда на военный объект стояли молодые ребята с русскими лицами, в сапогах, блестевших от гуталина, как кожа мокрого бегемота, и в болотного цвета военных кепках, оказалось — офицеры-ракетчики из «Жуковки». Возле скрипучих, с пятнами ржавчины ворот контрольнопропускного пункта стояло несколько бронированных машин, выкрашенных в цвета камуфляжа. Сразу же за воротами резко пахнуло запахом цемента и влажных каменных полов.