Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попейте водички!
Наконец Александр Невский произнес:
— А если кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет! На том стоит и стоять будет русская земля.
Фильм закончился, в зале зажегся свет, и Ворошилов первым захлопал в ладоши, его пример подхватил отец, а за ним — все остальные, даже председатель кино. Отхлопав, отец строго повернулся к нему:
— Вы, товарищ Дукельский, по-моему, очень слабо разбираетесь в кинематографе. Эйзенштейн наконец-то сделал настоящее произведение. Есть, конечно, неточности и глупости, как те же факелы. Или косы.
— Какие косы, папа? — спросила Сетанка.
— В древности на Руси у девушек была одна коса, — стал пояснять отец, — а когда они выходили замуж, косу расплетали надвое, и если две косы, то это уже замужняя. А тут у всех девушек по две толстенные косы, да и растут откуда-то из висков, как пейсы у евреев. Но это уже мелочи, на которые мало обратят внимание. Главное то, что накануне возможной войны с Германией у нас появился по-настоящему сильный пропагандистский фильм. Он способен вдохновлять людей на подвиги, он зовет на бой за Родину. Наконец-то мы увидели русских людей не уродами и не дегенератами, как в предыдущих фильмах Эйзенштейна, а могучими, красивыми, полными душевной энергии. Товарищ Дукельский говорил перед показом, что Эйзенштейна следует приструнить. Я полностью с ним согласен. И мы приструним его. Орденом Ленина. Нет возражений?
Все присутствующие ответили одобрительным гулом.
— И Александра Невского! — воскликнула Сетанка.
— И Александра Невского к ордену Ленина? — засмеялся Каганович.
— Конечно!
— Хозяйка права, — улыбнулся отец. — Александр Невский, разгромивший сначала шведов, а потом могущественный Тевтонский орден, полностью заслуживает ордена Ленина. А получит его артист Николай Черкасов. К тому же он прекрасно сыграл множество ролей, персонажей, сильно отличающихся друг от друга. Лошак в «Горячих денечках» и белый офицер в «Подругах», он и профессор Полежаев в «Депутате Балтики», и смешной Паганель в «Детях капитана Гранта», и истеричный царевич Алексей в «Петре Первом». А теперь Александр Невский — жизнерадостный, целеустремленный, веселый и смелый полководец. В мире нет более разнопланового актера, чем этот Черкасов. Надеюсь, в вашем ведомстве еще не додумались его арестовать, товарищ Дукельский?
— Простите, товарищ Сталин, — моргал из-под очков начальник кино, — но мое ведомство — это Комитет по делам кинематографии при Совнаркоме СССР.
— Только вы давно присоединили его к Комиссариату внутренних дел, — продолжал отец распушать этого котеночка.
— С вашего полного одобрения, товарищ Сталин. — В голосе Дукельского звякнула обида.
— Папа, это правда? — вспыхнул Вася.
— Да, потому что порядок в киноотрасли навести надо, — согласился отец. — Шумяцкий превосходно разбирался в кино, но порядок ему был не нужен, потому что это мешало бы ему творить махинации и зашибать деньгу. Вы, товарищ Дукельский, порядок навели, и вы, надеюсь, не вор и не жулик. Но в кино вы разбираетесь точно так же, как коза в балете.
— Хм… — смутился пуще прежнего Дукельский. — Насколько я знаю, козы вообще в балете не смыслят.
Все от души рассмеялись.
— Спасибо вам хотя бы за то, — смягчился отец, — что приструнили Эйзенштейна и он последовал моей красной линии.
— Какой красной линии, папа? — спросил Вася.
— Сначала по сценарию фильма на этом не заканчивалась, — стал объяснять первый хозяйкин секретарь, — и после победы в Ледовом побоище Александр Невский должен был ехать в Орду просить ослабить иго, пользуясь тем, что он такой прославленный полководец. В орде ему дают чашу с ядом, он едет назад и по пути умирает. Я написал резолюцию, что на экране не должен умирать такой славный герой, и провел красным карандашом линию после слов «На том стоит и стоять будет русская земля». Написал: «Здесь конец картины». Мы все знаем, какой у Эйзенштейна норов. Он не соглашался. Но товарищ Дукельский его уломал, и в итоге мы получили хорошую фильму. Или, как вы говорите, Семен Семенович, качественный продукт. У вас не кино, а какой-то продуктовый магазин, ей-богу!
— Да, этот котеночек не хотел заканчивать на словах про русскую землю, — заговорил Дукельский, радуясь, что его, отругав, теперь похвалили. — Кричал: «Это пафосно!» Кричал: «Искусство должно быть трагичным!» Кричал: «Нам делают обрезанье!» Но я был тверд. У меня есть главное слово: «линия». А тут и товарищ Сталин свою красную линию провел.
Его уже не слушали, наливали вино, чокались, поздравляя друг друга с тем, что в советском кино появилась еще одна сильная картина. Каганович даже предложил еще раз посмотреть, Берия согласился, но отец возразил:
— Не надо, я хозяйке обещал смешную американскую. Предлагаю желающим еще раз посмотреть «Новые времена» Чаплина. Нету возражений? Товарищ Дукельский, вы привезли?
— Никак иначе, — ответил председатель кино.
И. В. Сталин. Конец 1930-х. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1665. Л. 7]
И все с удовольствием стали смотреть чаплинскую смешнятину, в которой Васе больше всего нравилось, как Чаплин гаечным ключом хотел отвинтить пуговицы у прохожей тетки, отцу — как он неожиданно, сам того не желая, влился в демонстрацию рабочего класса и стал ее лидером с красным флагом, а Сетанке — как он привел девушку в ночной магазин и как они потом некоторое время жили в заброшенной хижине. Ей страшно хотелось тоже так поселиться с возлюбленным, только, конечно, не с чаплинским смешным и нелепым бродягой.
Покуда смотрели, Вася несколько раз поглядывал на Дукельского и однажды толкнул сестру и громко произнес:
— Глянь-ка, а этот котеночек вообще не смеется!
На что отец гневно шикнул:
— Товарищ Всталин, нельзя ли потише?
А когда сеанс окончился, он отвел детей в сторонку и грозно произнес:
— Если вы еще вздумаете вмешиваться в разговоры взрослых, я запрещу вам приходить сюда. Понятно?
— Лично я уже взрослый! — взбеленился Вася. — Мне уже семнадцать. И я — Сталин!
— Ты? — еще больше рассвирепел отец. — Ты Сталин? Даже я еще не Сталин!
— Это как это? — опешил Вася.
— Вон Сталин, — кивнул отец в сторону недавно появившейся в Зимнем саду собственной белоснежной статуи, почти в полный рост. — На трибуне Сталин. В умах людей Сталин. В сердцах людей Сталин. А я… Короче, если ты, паршивец, в летной школе будешь так же плохо учиться, как в школе, не дам тебе носить фамилию Сталина, будешь Троечкин.
И Свету с Васей отправили вон, а отец еще остался праздновать со своим ближним кругом успехи отечественного кинематографа. А заодно и американского. Впрочем, Чаплина главный зритель давно уже считал тайным агентом советского кино.
Глава пятнадцатая. Суров я был с