Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

Но наступление и отступление — не игра в солдатики. Это для оловянной фигурки, а не для живых людей, безразлично, куда ее двигают — вперед или назад. Наступление и отступление различны, в частности, по психо-моральному состоянию армии. При успешном наступлении общий порыв захватывает всех, «там дисциплину, — говорит Ленин, — если и не поддерживаешь, все сами собой прут и летят вперед…»

Совсем иное — «до известной степени подавленное» настроение порождается отступлением. «И в этом, — поясняет Владимир Ильич, — громадная опасность: отступать после победоносного великого наступления страшно трудно… Когда вся армия отступает, ей не ясно, она не видит, где остановиться, а видит лишь отступление, — тут иногда достаточно и немногих панических голосов, чтобы все побежали»1.

Перед делегатами съезда Ленин не случайно оперирует образами и терминологией войны. Большинство делегатов участвовали в ней — и в той (1914–1917 гг.) и в другой (19181920 гг.). Кто-то, наверняка, помнил картинки июльского отступления 1917 года на Юго-Западном фронте, когда Корнилов поставил заградотряды с пулеметами и стал вешать бегущих на телеграфных столбах. А кто-то помнил картинки отступления славной Конармии из Польши в 1920 году, когда деморализация дошла до еврейских погромов. И здесь для отрезвления тоже пришлось прибегнуть к расстрелам. Таковы суровые законы войны. «Когда… правильное отступление, — говорит Ленин, — переходит в беспорядочное, командуют: “Стреляй!” И правильно»522 523.

Подводя итоги отступления, Владимир Ильич заключает: «Отступление в общем и целом прошло в достаточном порядке, хотя голоса панические, к числу которых принадлежала “рабочая оппозиция” (и в этом был ее величайший вред!), и вызвали у нас частичные отрезы, отпадения от дисциплины, от правильного отступления»524.

На упоминание «рабочей оппозиции» Александр Шляпников обиделся: вот, мол, теперь и против него пулеметы… Владимир Ильич ответил иронической репликой: «Бедный Шляпников! Ленин собрался на него пулеметы выставлять. Речь идет о партийных мерах воздействия, а вовсе не о каких-то пулеметах»525.

Итак, отступление кончилось. «Та цель, которая отступлением преследовалась, — сказал Ленин, — достигнута… Мы пришли в новое место…» Теперь, в 1922 году, «гвоздем», способным удержать всю конструкцию, становится смычка с крестьянской массой, то есть не только в том, как «существовать среди капиталистического уклада», но и осуществлять регулирование всей многоукладной экономики страны.

И тут не надо мудрствовать. Надо выводить Россию из голода и разрухи, помочь миллионам людей наладить нормальную жизнь. В этом вся философия. Мы должны устроить так, поясняет Владимир Ильич, чтобы крестьянин увидел связь нашей социалистической политики с «той работой, которой занят каждый крестьянин и которую он ведет так, как он может, выбиваясь из нужды, как он умеет, не мудрствуя (потому что, где ему мудрствовать для того, чтобы вылезти и спастись от прямой опасности мучительной голодной смерти?)»1.

Вот и коммунистам-руководителям надо перестать суетиться, умничать и рассуждать о НЭПе. Резолюция съезда всякой «сутолоке, суматохе должна положить конец. Успокойтесь, не мудрствуйте, это будет засчитываться в минус. Практически надо доказать, что ты работаешь не хуже капиталистов».

Прислушайтесь, о чем говорят рабочие и крестьяне: «Капиталист умел снабжать. Он это делал плохо, он это делал грабительски, он нас оскорблял, он нас грабил. Это знают простые рабочие и крестьяне, которые не рассуждают о коммунизме, потому что не знают, что это за штука такая». Они ставят вопрос очень просто: «Капиталисты все же умели снабжать, а вы умеете?» И никакие ссылки на светлое будущее тут не помогут: «Принципы коммунистические, идеалы хорошие, — ну, расписаны так, что святые люди, в рай живыми проситесь, — а дело делать умеете?»526 527

«Отсрочки коммунистам были даны всякие, — продолжает Владимир Ильич, — в кредит было дано столько, сколько ни одному другому правительству не давалось». Эту «отсрочку и кредит от народа мы получили благодаря нашей правильной политике, и это, если выразиться по-нэповски, — векселя, но сроки на этих векселях не написаны, и, когда они будут предъявлены ко взысканию, этого… не узнаешь. Вот в чем опасность, вот особенность, которая отличает эти политические векселя от обыкновенных торговых векселей».

Экзамен, говорит Ленин, который устраивает для нас «русский и международный рынок, которому мы подчинены, с которым связаны», весьма серьезен. Это «проверка настоящая, с точки зрения народной экономики». И «либо мы этот экзамен соревнования с частным капиталом выдержим, либо это будет полный провал»528.

Для тех, кто был убежден в том, что история развивается в полном соответствии с приказами и предписаниями начальства, что администрирование является универсальным рычагом управления обществом, Ленин популярно излагает концепцию сменовеховца Устрялова.

«…Что такое новая экономическая политика большевиков — эволюция или тактика? Так поставили вопрос сменовеховцы… — люди, пришедшие к убеждению, что Советская власть строит русское государство и надо поэтому идти за ней».

Они рассуждают так: «…Эта Советская власть строит какое государство? Коммунисты говорят, что коммунистическое, уверяя, что это — тактика: большевики обойдут в трудный момент частных капиталистов, а потом, мол, возьмут свое. Большевики могут говорить, что им нравится, а на самом деле это не тактика, а эволюция, внутреннее перерождение, они придут к обычному буржуазному государству, и мы должны их поддерживать».

И, обращаясь к делегатам съезда, Ленин говорит: «Нам очень много приходится слышать, мне особенно по должности, сладенького коммунистического вранья, “комвранья”, ка-жинный день, и тошнехонько от этого бывает иногда убийственно. И вот, вместо этого “комвранья” приходит номер “Смены Вех” и говорит напрямик “У вас это вовсе не так, это вы только воображаете, а на самом деле вы скатываетесь в обычное буржуазное болото, и там будут коммунистические флажки болтаться со всякими словечками”… “Я за под держку Советской власти в России, — говорит Устрялов… — я за поддержку Советской власти, потому что она стала на дорогу, по которой катится к обычной буржуазной власти”».

Прав ли он, существует ли такая опасность внутреннего перерождения? Да, существует, считает Ленин: «Враг говорит классовую правду, указывая на ту опасность, которая перед нами стоит. Враг стремится к тому, чтобы это стало неизбежным. Сменовеховцы выражают настроение тысяч и десятков тысяч всяких буржуев или советских служащих, участников нашей новой экономической политики. Это — основная и действительная опасность»1.