Третье пришествие. Ангелы ада - Александр Щеголев

Кто там хотел марафон? Мы умеем-таки марафон, стоит немного выспаться, пусть даже при этом снится всякая дебильная хрень…

Финиш!!!

Отдышавшись, спрашиваю Жужу:

– Тебе понравилось, кисонька?

Тьфу… Как я мог… Вот случаются ведь в жизни ошибки.

Малолетняя паршивка прочно оккупировала все мои мысли в последние дни…

А спросил я, разумеется, Лену.

* * *

– Не понимаю одного: зачем ты живешь с этим… с этим самцом амебы?

– Жила, – поправляет Лена.

– То есть?

– То и есть… Жила, теперь не буду жить. А зачем… сложный вопрос… ты ведь жил зачем-то с самкой сколопендры?

– Любил, наверное… Сначала… Потом появлялось все больше ниточек, соединявших нас: общие дети, общий дом, общие воспоминания… Иммунитет, опять же, к яду выработался.

– С последним укусом она переборщила.

– Давай не будем о ней, а? Поговорим лучше о нас с тобой…

– Поговорим. О нашем общем будущем.

– Ну… как бы… может, не будем спешить?

– Будем, будем… Не то не успеем. Наше общее будущее наступит завтра, вернее, уже сегодня. Великий Питер Пэн будет играть главную шахматную партию в своей жизни, а я буду фигуркой на доске… Повезет – уцелею аж до эндшпиля. Но судя по тому, что творилось в Надино, не уцелею. Сгину в серии быстрых разменов. И на этом наше общее будущее закончится. Мое настоящее – тоже.

Бли-и-и-ин… Надо ж так обмануться. Ведь казалась на фоне Андрея образцом выдержки и спокойствия… Но это спокойствие фаталистки, смирившейся с судьбой. И ее «жила, а теперь не буду жить» – вовсе не о расставании с Андреем… Идти с таким настроем в бой – первая пуля твоя.

– Какие размены? Кисонька, ты о чем? Все будет тихо и мирно: встретились, обменялись, разошлись.

– Твой папа был прав: добавляй в таких случаях «Можно смеяться». Для мирного обмена ни я, ни Андрей не нужны, мы свое дело сделали на острове. И Жужа не нужна… Ты готовишься к драке, Питер Пэн, к серьезной драке с аномалами.

Крыть было нечем.

– Зачем тогда ты вообще пошла с нами? Неужели только ради денег? Мертвым деньги ни к чему…

– От безысходности. Не знала, что мне делать… Была жизнь – не бог весть что, но налаженная, размеренная, и, главное, была надежда: что ты когда-то отлипнешь от своей медузы и заметишь меня… И все рухнуло – сначала сестра, потом отец… я не говорила, да? С ним случился инфаркт, прямо в ванне, «Скорая» не успела… Потом мои ученицы, мои единственные ученицы, а когда учеников так мало, они становятся почти как свои дети… Ну и ты, в довесок, от медузы отлип, а меня все равно в упор не видишь, лучше с мародерской подстилкой, чем со мной… Вот и пришла к тебе сегодня. Потому что поняла: завтрашней ночи у меня может не быть, скорее всего и не будет… Спонтанно пришла, для себя неожиданно… Но, ты знаешь, не жалею. Ни о чем… И того, что будет завтра, не боюсь. Хотелось бы только напоследок добраться до этого твоего Плаща. Если он действительно стоит за событиями в Янино, то он не только Карину сгубил, но и отца тоже…

Вот даже как… Про отца не знал. Постараюсь поправить дело. Боец с таким настроением – даже хуже, чем просто отсутствие бойца, может заразить других своими упадническими мыслями.

– А если все будет иначе? – говорю уверенно, твердо, такой тон порой скрывает огрехи в логике. – Если в шахматы готовится играть лишь Плащ? Потому что считает себя гроссмейстером, а меня – так, перворазрядником? А перворазрядник ка-а-ак схватит шахматную доску, ка-а-ак врежет ей по кумполу: шах и мат, получите и распишитесь. А потом… потом, возможно, что-нибудь у нас с тобой и получится… что-то вроде общего будущего. Только в нем будут и мои девчонки, уж извини, без них никак. Но вы вроде неплохо ладите… Но Горгоны в моем будущем не будет – ни в общем, ни в персональном, ни в каком.

– Да, «доской по кумполу» – это ты можешь, это в твоем стиле. У тебя есть план, как это сделать?

– В общем и целом – да. Над деталями еще подумаю, все равно не спится.

– Может, подумаем вместе? – предлагает Лена.

– Кисонька, – говорю ей очень ласково. – Давай заниматься тем, что каждый умеет лучше: ты вот этим… – Движением руки поясняю, на чем ей лучше сосредоточиться. – А я займусь оперативным и тактическим планированием.

Кисонька понимает меня слишком буквально. И начинает заниматься предложенным сразу, незамедлительно. В процессе оперативного и тактического планирования наступает незапланированный перерыв.

Почему кисонька, спросите?

А язычок у нее кошачий – ласковый, нежный и в то же время чуть-чуть, самую малость, шершавый.

Нет, нет, с кошками Питер Пэн никогда подобных дел не имел!

Это я так, умозрительно…

* * *

Поднялся затемно. Вышел в холл и увидел отца, сидевшего на подоконнике. Он был одет и полностью собран, рядом стоял уложенный рюкзак.

– Не спится?

Он молча кивнул.

– А я выспался от души… Все как ты учил: дескать, следует расслабиться перед трудным делом, чтобы нервяк не словить и не перегореть.

– Слышал, слышал, как ты расслаблялся. И не только я слышал… По-моему, я учил тебя не совсем этому.

– Отец, я взрослый человек. И закроем тему.

– Взрослый, кто ж спорит… Но мне кажется, ты входишь в штопор. И сам того не замечаешь…

– Э-э-э… не совсем понял. В смысле, лезу в бутылку?

– Здесь другой штопор подразумевается, не тот, что для пробок… Когда самолет летит вот так к земле. – Он показал ладонью, как именно. – А пилот ничего не может сделать. Вообще ничего, сколько на штурвал ни налегай. Не работают закрылки при таких углах атаки… Это в авиации зовут штопором.

– Что значит «не может сделать»? Всегда можно катапультироваться.

– Можно… Только вот ты, Петя, в этой аналогии не летчик, а самолет…

– Ладно, спасибо за новую идиому… Поднимай Леденца и Горгону, а я остальных.

…Во время завтрака я внимательно поглядывал на свое воинство: как они настроены перед решающей схваткой.

Никакие тревожные симптомы в глаза не бросались.

Лена помалкивала, но улыбалась так, что у меня имелись все основания гордиться собой. Да что там улыбалась… Она сверкала, словно надраенная серебряная монета! Она светилась изнутри, словно… В общем, я гордился.

А Горгона вела себя как обычно, как всегда в этом походе. Смотрела на меня, будто на случайного и малознакомого попутчика, один раз обратилась: «Передай соль, пожалуйста», – спокойным и равнодушным голосом. Это Горгона-то, способная в темпе собраться и свинтить с детьми из дома – из-за того всего лишь, что, по ее мнению, муж слишком долго выбирал огурцы на рынке у молодой и симпатичной продавщицы (не утрирую, был такой случай, пришлось догонять и… не будем о грустном).