Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остальные все еще здесь, валяются в креслах или на диванах. Венеца единственная, кто стоит на ногах. Манхэттен вообще сидит на полу, привалившись к дивану, и Бронка испытывает желание предостеречь его: если он проведет еще немного времени на холодном бетоне, то точно отморозит задницу. Но уже поздно; Манхэттен сонно моргает, будто тоже только что проснулся. Бруклин в сознании, хотя и не полностью. Куинс трет лицо, затем роется в рюкзаке, достает пакетик кофейных зерен в шоколаде и закидывает пригоршню в рот. Несколько штук она предлагает Бруклин, затем Манхэттену.
А затем к ним входит кто-то еще: высокий азиат в деловом костюме, лет пятидесяти, с лицом, словно высеченным из мрамора, и поджатыми губами. Бронку охватывает тревога – но не из-за него самого. На плече незнакомец несет кого-то еще. Безвольное тело в еще более стильном костюме, перемазанном землей и травой.
– О боже, – говорит Бруклин, достает свой телефон и сразу же нажимает на «экстренный вызов». Манхэттен вскакивает на ноги и трясет головой, чтобы прояснить мысли.
– Убери, – рявкает незнакомец на Бруклин. Говорит он с необычным акцентом. Британским с китайскими нотками. – Он же город. Врачи ему не помогут.
Все, выпучив глаза, смотрят на незнакомца, но Бруклин убирает телефон. Азиат грубо машет рукой в сторону Куинс, пока та не встает с дивана, а затем укладывает на него потерявшего сознание мужчину. Второй незнакомец моложе и стройнее, по-латиноамерикански смуглый, хотя и не очень. От него разит сигаретным дымом. Бронка не видит крови, но он посерел – причем речь не о цвете его кожи. Зрелище действительно странное – как будто весь мир транслируют в цветном HD-формате, но этот человек каким-то образом вернулся к временам трехканальных зернистых телевизоров. И что это вокруг него?.. Бронка моргает, щурится, а затем, частично перенеся свое сознание в мир городов, понимает. Бессознательного незнакомца окружает некая прозрачная оболочка, которая проникает в его плоть. От нее тянется нить, похожая на пуповину, которая уходит куда-то в… Южную Америку. В Бразилию, догадывается Бронка, хотя она и не уверена, что смогла бы найти эту страну на карте, и не может вспомнить ни одного города тех мест, кроме Рио.
Она моргает, снова переключаясь между мирами, и видит, что пожилой азиат изучающе смотрит на нее.
– Значит, какая-то польза от вас все же есть, – говорит он, и Бронка напрягается от возмущения. Затем незнакомец таким же оценивающим взглядом осматривает всех остальных. Судя по всему, он от них не в восторге. – Но ни один из вас даже не заметил, как его ранили, хотя он находился в вашей вотчине.
– Он – город? Что с ним стряслось? – Куинс протягивает руку к лежащему без сознания мужчине, но тут же отдергивает ее, когда оболочка проминается, как бы отстраняясь от нее.
– И кто вы, черт возьми, такой? – Бруклин все еще сидит, но уже агрессивно подалась вперед. Манхэттен совершенно неподвижно стоит у нее за спиной. Они оба явно готовятся к нападению. Но Бронка качает головой, поднимается на ноги и машет им, чтобы они успокоились. Она видит этого незнакомца в ином мире, и он точно не имеет отношения к Женщине в Белом.
– Зовите меня Конг, – говорит азиат, недовольно глядя на лежащего без сознания мужчину. Вздохнув, он наклоняется, роется в его куртке – Конга оболочка почему-то пропускает – и достает пачку сигарет и зажигалку. – Он говорил, что здесь творится бардак, но ведь он любит драматизировать. Мне и в голову не могло прийти, что все настолько плохо. Однако же вот мы и приплыли.
Манхэттен оглядывает остальных и произносит одними губами:
– Конг… Гонконг?
Бронка кивает. Она никогда не была в том городе, но видела его на фотографиях. Ей запомнилась одна фаллическая башня, которую она теперь видит в ином мире. Город Гонконг стоит перед ними, хмурясь и закуривая сигарету.
– Эй, – окликает его Бронка. Когда он переводит взгляд на нее, она указывает на висящую на стене табличку: «Не курить».
– Да пошли вы, – отвечает он. Слова звучат вяло, в них даже нет того чувства, с которым обычно говорят «нет». У Бронки отвисает челюсть. Она не оскорбилась, просто удивлена. Однако затем Конг прокашливается и бросает кислый взгляд на сигарету. – Терпеть не могу курево.
– Тогда какого черта… – начинает Венеца. Однако не успевает она закончить, как Конг делает глубокую затяжку, затем наклоняется и обдает бессознательного мужчину длинной струей дыма.
Дым как будто впитывается в него. По телу незнакомца проходит дрожь, и серость с размытостью частично сходят на нет. Теперь он окрашен в тона сепии и выглядит почти так же четко, как на не самом плохом мониторе девяностых годов. Бронка невольно ахает. Манхэттен быстро выходит вперед.
– Попробуйте еще раз, – говорит он Конгу.
– Нет, – отвечает тот, туша сигарету. – Больше одного раза не могу, и даже это едва сработало, потому что затяжку делаю я, а не он. На самом деле ему нужен грязный воздух его собственного города, но путешествовать через макрокосм сейчас небезопасно. Так что я не знаю, что еще можно сделать, чтобы ускорить его выздоровление, – если только один из вас не готов сесть на рейс и потратить десять часов, чтобы доставить его домой. А я этого делать точно не стану, поскольку сам только что летел пятнадцать часов и еще неделю не хочу видеть самолеты. – Он падает в ближайшее кресло, потирая лицо.
– Ладно, погодите-ка, – говорит Венеца. – Вы – Гонконг? Тогда кто он такой? – Она указывает на лежащего без сознания мужчину.
Конг на секунду поднимает голову, чтобы сердито посмотреть на нее.
– Сан-Паулу, конечно. Кто же еще?
– Рио? Любой другой город? – Куинс пристально смотрит на него. – Нам-то откуда знать?
– Рио еще не родился, – ядовито огрызается Конг. – В этом полушарии пока живы только два города: его и ваш. Поэтому он здесь. Будучи самым младшим из родившихся городов, он должен помочь вам пережить рождение. Теперь понимаете? Вы уже со всем разобрались?
Куинс какое-то время просто смотрит на Конга, ошеломленная его грубостью, а затем вспыхивает.
– Вовсе не обязательно вести себя как последний козел!
– Да ну? – Конг тычет пальцем в Сан-Паулу. – Он едва дышит и едва проявляется в этом мире, но вы четверо вообще ни капли не обеспокоены. И никто из вас, предполагаемых союзничков, не задал очевидных вопросов: кто его так уделал и как за него отомстить?
– Сан-Паулу, Сан-Паулу, – бормочет себе под нос Венеца, слезает с кресла, бежит к мини-холодильнику и начинает рыться в морозилке. Остальные удивленно смотрят на нее, но Бронка, давно привыкшая к странностям девушки, не обращает на это внимания.
Манхэттен подходит к Конгу и лежащему без сознания Сан-Паулу. Бронка гадает, не нарочно ли он встал между чужаками и своими соратниками. Куинс выглядывает у него из-за спины.
– Мы не знаем этого парня, – говорит она Конгу. – Вы, кажется, думаете, что мы знакомы, но если он и должен был нам помочь, то он этого не сделал. Он теперь умрет?
– Сан-Паулу ведь еще стоит, верно? – Сказав эти загадочные слова, Конг откидывается на спинку стула и обводит всех жестким, бесстрастным взглядом.
Бруклин напряженно, но терпеливо произносит:
– Послушайте, мы впервые видим этого человека. Мне жаль, что ваш друг пострадал, но, если я все правильно понимаю, есть лишь одно существо, которое могло так с ним поступить. Мы называем ее «Женщина в Белом», но…
Конг улыбается. Даже у Манхэттена улыбка не бывает такой же пугающей и очевидно фальшивой. Бронка никогда не видела в глазах Манхэттена искренней ненависти, но здесь ее проблески отчетливо заметны.
– Это сделала не она, – говорит Конг.
Бруклин настолько потрясена, что переглядывается с Бронкой. Та мотает головой, потому что тоже не понимает, на что намекает Гонконг.
– И откуда вы это знаете? – спрашивает Бронка.
– Город может получить такого рода травмы лишь в том случае, если переступит