Милая моя - Юрий Иосифович Визбор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Вадим, уходя, сказал: «Все будет в порядке, мы на мокрые дела не ходим».
* * *
Ховрачев лез первым и взялся за плиту. Она пошла на него.
— Ребята, я держу плиту. Прячьтесь.
Куда? Мы все стоим под ним. Особенно трудно было Симоне, с его толстой ж… Все-таки ему удалось вбить свой зад в какую-то щель. Ховрачев — я держу! Бросай! Гена бросил плиту. Она просвистела. О месте Симоны мы узнали по столбу пуха: вгрызаясь в щель, он порвал пуховку.
* * *
Иди по простейшему пути. Он логичен. Человек склонен переходить реку там, где узко.
* * *
На кабардиниаде Белецкий перед обломом на Приюте говорит: «Товарищи, я должен вас огорчить. У нас 1100 горовосходителей. По нашей статистике, из 1500 бывает одна жертва. Так что надо, товарищи, приготовиться к неприятности!»
В это время снизу звонят — в реке Баксан утонул пьяный библиотекарь из села Тенкеила.
— Слава богу, — сказал Белецкий, — значит, у нас будет все в порядке.
* * *
Пятница простиралась до самого горизонта.
* * *
— Больная 47 лет.
— Сорока пяти.
— Больная 47 лет.
— Сорока пяти.
Мясников: «Ох, о чем вы спорите? Когда женщине за 40 или 140 — это ведь все равно».
* * *
Через 25 лет, через четверть века, я снова увидел перевал Кичкинекол.
Улицы нашего детства становятся неузнаваемыми: их перекрашивают в новые краски; наши любимые заборы и глухие стенки, которые били наши маленькие, за неимением больших, резиновые мячи, и гремели крики (штандр! Два корнера — пиналь!), сегодня снесены, и наше детство, пропавшее куда-то давным-давно, теперь просто перемололось в траках бульдозеров. Наши девочки, чьи имена мы писали пеплом на этих глухих заборах, превратились в секретарей парторганизаций с усталым взглядом и покатыми плечами. Пошли на тряпки наши старые ковбойки, которыми мы когда-то так гордились. Мы не видим себя, и все нам кажется, что мы сейчас поднимемся от зябкого утреннего костра, от похудевшей на рассветном холодке белой реки, отразившей в коридоре мрачноватых сырых елей белое теплое небо, поднимемся и пойдем быстро туда, куда успевает глаз, — за зеленые ковры альпийских лугов, за желтые предперевальные скалы, к синему небу, такому синему, что, казалось, до него можно дотронуться рукой и погладить его лакированную поверхность.
Но нет этого ничего. Есть другие люди, другие дома, другие женщины, другие мы.
Только перевал Кичкинекол стоит, как 25 лет назад.
* * *
Каждый народ заслуживает ту медицину, которую он имеет.
* * *
За достоинства редко любят. Можно любить и за недостатки.
* * *
— У нее на руке сегодня появилось кольцо.
— Это отлично. Значит, не появится семейного блеска в глазах.
* * *
Вязкий альтруизм.
* * *
Да здравствует советский народ — вечный строитель коммунизма!
* * *
Копров: «Когда Советская власть даст свободу малым народам?»
* * *
Я поэтому и стал поэтом, что глядел на закат, куда бежала река.
* * *
Чем уже коллектив, тем сильнее склока.
* * *
Граф Монте-Карло.
* * *
В колхозе «Россия» есть два ишака. Машин — через четыре двора машина. Мотоциклам — тем вообще нет счета.
Постовой ГАИ остановил ишака и спрашивает у его «водителя»-старика:
— Где твои права?
Старик поднял ишаку хвост и говорит:
— Вот тут, загляни в бардачок.
* * *
Степь — единственное место, где можно понять, что ты живешь на планете. Степь и море.
* * *
По площади перед клубом идет инвалид и покуривает. Без костылей, на протезе, пристегнутом к бедру, но идет, постукивает железным концом протеза по асфальту, и этот негромкий ритмичный стук страшнее самых жутких киновзрывов наших боевиков.
Светит неяркое осеннее солнце. Дети в пионерской форме ожидают делегатов краевой конференции учителей. В их руках цветы. Лихо развернувшись на пыльной площади, промчались подростки на новых «ижах».
* * *
Я хочу от имени товарищей — и было бы неправильно — сказать спасибо за идеологическое обеспечение наших возросших возможностей.
* * *
Село Покойницкое. Все вымирали. Уходили волостями.
* * *
Картотека умных людей.
* * *
— Забудьте и никогда не говорите, что вы были травопольщиками.
— Не говорить могу. Но забыть не могу.
* * *
Я закричал, как меченый атом.
* * *
Когда Боб Мамонт узнал, что здесь были немцы, он спросил — почему?
* * *
Жена миллионера Вильяма Хелса спрашивала — правда ли, что в СССР люди могут молиться? Сколько гангстерских банд в Москве? Может ли школьник выбрать вуз или он должен выбирать профессии по указанию государства? Я сказал — извините, но это странный вопрос.
Миллионеры накупили балкарских свитеров и стали столь похожи на наших туристов, что их начали на танцах приглашать танцевать.
* * *
На текущую воду можно смотреть так же бесконечно долго, как на огонь.
* * *
Боб: «Я никогда так не отдыхал. Мне 51 год, и у нас с женой не было никогда такого счастливого отдыха. Все 8 дней. Была разная погода. Шел снег. Мы попали в бурю. Но было символично, что именно в последний день засияло солнце. Я позволю себе провести аналогию с советско-американскими отношениями. У нас две страны, два правительства, две армии, два народа. Но солнце у нас одно».
* * *
Эдд: «Я ничего не знал о вашей стране. Только газеты и ТУ. Там одно и то же».
* * *
Американцам в кинозале Чегета вручили почетные грамоты: «За лучшие достижения во всесоюзном социалистическом соревновании». Других не нашлось. Американцы сидели очень напряженно и взволнованно. Впервые миллионера я видел на партсобрании под лозунгами «Народ и партия едины», «Все на выборы». Все очень торжественно выступали, выходили получать грамоты.
* * *
Джуди называла будильник «разбудильником».
* * *
Мне нужен стол, нижний свет, машинка, маг — только для того, чтобы убедиться, что ты абсолютно пуст. В другой обстановке есть оправдание — нет нужных предметов.
* * *
1 апреля решили разыграть одного человека в отделе. Вывесили объявление: «С 1 апреля: запись на автомобили „Жигули“ производится у т. Иванова с 14 до 16 часов». Первой у него записалась жена замдиректора. Раз пришла на запись жена замдиректора, то Иванов решил, что дело официальное. Составил список, график, очередь. Устроители шутки