Год вольфрама - Рауль Герра Гарридо

— Скорое!

Когда они всполошились и начали стрелять, я уже успел сделать свой единственный выстрел, «Супер-Стар» послушно вздрогнул под нажимом указательного пальца, не подведи! — взмолился я, и он не подвел, я даже не взглянул, чтобы убедиться, что человек упал, настолько был в этом уверен, пистолет сработал точно, изрыгнув свой смертоносный заряд, меня всегда поражало, как быстро и легко он скользил в руке, точно юркая ящерица, я впервые взялся за оружие, чтобы убить человека, во время войны я, к счастью, не дослужился до младшего лейтенанта, вот почему мне даже не верилось, попадание было точным, не выпуская недоуздок Панчо из рук, я бросился бежать со всех ног, мул охотно следовал за мной, мы поспешно начали спускаться с горы, вскоре я увидел, что мы мчимся через заросли вереска, его розовые цветы не были видны, господи, только бы не напороться на прутья, оставшиеся от сожженных крестьянами кустов, настолько твердые и острые, как копья, что ничего удивительного, если они проткнут меня насквозь или вспорют брюхо Панчо, ведь мы неслись на огромной скорости, бог миловал, наконец-то мы очутились в лощине, я заставил мула лечь и поглаживал его, чтобы он успокоился, мне тоже надо было прийти в себя, я пристроился между его потной спиной и одним из мешков, у нас обоих кровоточили бесчисленные ссадины, ничего не скажешь, отделались мы легко, даже не потеряли ни одного мешка с вольфрамом, сейчас можно расслабиться, надо немного переждать, чтобы наши преследователи отказались от погони и вернулись назад, само собой, один из них уже не вернется, но это не так уж и важно, а мои товарищи? скажет ли им что-нибудь звук моего выстрела? может, стычка лишь потешила мой эгоизм? вот что происходит, когда даются громогласные обещания, которые нельзя выполнить. Ольвидо пришла меня утешить, и пока я лежал неподвижно как бревно, она не выходила у меня из головы.

— Послушай, Ольвидо, поклянись, что не скажешь никому, а своей матери и подавно, то, что сейчас услышишь.

— Клянусь.

— Оказалось, что дон Анхель был и моим отцом тоже.

Глупое и ненужное откровение, уж если кто и не должен был никому ничего не рассказывать, так это я, надо было просто обмануть ее, попридержать язык, ты ведь меня ни о чем не спрашивала, вот я тебе ничего и не говорил, но разве можно строить нашу любовь на лжи? это грех, я обязан убедить ее, все эти суеверия — чушь, и то, что якобы нас ожидает ад и что, родись у нас дети, они будут кретинами, в конце концов никакого ада не существует, а детей можно и не заводить, если я буду все время о ней думать, то сойду с ума.

— Мы могли бы жить вместе, как брат и сестра.

Нет, разве такое возможно? ведь я весь полон ею, аромат ее тела кружил мне голову, меня охватило сильное желание слиться с ней воедино, разве это не венец любви? в моем чувстве не было ничего похожего на цинизм Ховино, который утверждал, что любовной страсти хватает лишь на одну ночь, а иногда и того меньше, трахнул и поминай как звали, нет, моя любовь будет длиться вечно, но сейчас надо думать о другом, похоже, что все-таки мне не удалось вырваться из засады, так мне подсказывала интуиция, мне даже не надо было напрягать зрение, чтобы убедиться, там, на краю ложбины, что-то преграждает мне путь, главное — спокойствие, посмотрим, кто кого перехитрит.

— Что теперь с нами будет?

Мы никому ничего не скажем, поженимся, и дело в шляпе, а если ты считаешь, что мы совершаем кощунство, тогда будем жить вне брака, тихо и спокойно, вот что мне надо было ей сказать, а не это неопределенное «жди меня», если я останусь жив, то мы найдем выход, она, конечно, любит меня, но никогда не решится на серьезный шаг и не поступится своими принципами, она это доказала, прощаясь со мной, даже не захотела меня поцеловать, мы стояли рядышком, такие близкие и далекие, мне бы лучше прислушаться к шороху листвы, сердце глухо стучало в груди, я ничего не видел, но был уверен, что кто-то подстерегает меня в засаде, мой безошибочный инстинкт, особенно обострившийся в эту страшную ночь, не мог меня обмануть, но и не подсказал, что сейчас появится некто, кто шепнет у меня за спиной:

— Бог не выдаст…

— Если бы ты этого не сказал, я бы мог тебя прихлопнуть.

Я произнес эти слова, даже не сознавая, что он мог бабахнуть в меня первым, передо мной стоял Вилья, вот почему мой инстинкт не сработал, когда речь идет о друзьях, он просто ни к чему, вид у Вильи был ужасный, на лице страшная маска из сажи, размазанной с кровью, потом и, возможно, слезами, наверное, я выглядел не лучше, я вдруг подумал о месте, откуда он родом, Вилья-Либре-де-ла-Хурисдиксьон, Деревня, Свободная от юрисдикции, звучит как-то странно, о какой юрисдикции речь? говорят, крестьяне не платили налогов карраседскому аббату, впрочем, не менее странно, что именно сейчас я размышляю о названии деревни, тем временем Вилья пытался мне рассказать о том, что произошло, он еще с трудом переводил дыхание.

— Нас окружили эти тины из бригады «Газ», они все-таки обнаружили пещеру и подняли такую пальбу, что аж чертям стало жарко… как раз в этот момент их атаковали с тыла, вот что странно, видно, какая-то другая группа, ошибочка, стало быть, вышла, хрен их знает… я думаю, там было не больше двух человек, наверное, полицейские, не жандармы же, эти подонки не станут на своих нападать… в общем, мы воспользовались заварухой и как чесанули!

— Никого не прихлопнули?

— Насколько мне известно, никого, Ховино остался там…

Неожиданно земля дрогнула под ногами, и тотчас раздался грохот, словно взорвалась тридцатикилограммовая бомба, теперь уже можно не гадать, почему Ховино остался в пещере, Каменная Паба, очевидно, взлетела на воздух вместе с тайной своих сундуков, после нас хоть потоп! возможно, что он мысленно произнес эти слова, зажигая запальный шнур, черные тучи на мгновение озарились вспышкой, затем стало еще темнее, если такое вообще было возможно, что-то зашуршало в обступившем нас влажном мраке, испуганно вспорхнули воробьи, возвещая о наступающем рассвете, для нас он таил новые опасности, мы больше не могли здесь оставаться, нора продолжать путь.

— По-моему, там впереди кто-то есть, пойду посмотрю.

— Я тебя прикрою.

— Не надо, не теряй времени,