Тайная жена Казановы - Барбара Линн-Дэвис

— Очень скоро я понял, что совершил ужасную ошибку, — продолжал Филиппо, смочив пересохшие губы в стакане воды. — Я должен был вернуться за Ледой. Я писал всем, кого знал, чтобы найти работу в Венеции. Я знал, что она здесь, заперта в каком-то монастыре. Через несколько месяцев либреттист итальянской оперной труппы в Вене помог мне получить место в оркестре театра Сан-Моизе.

— Но… как ты нас нашел? — поинтересовалась Катерина. — И зачем?

Филиппо просветлел лицом.

— Ах, синьора. Это целая история. Единственный монастырь, который я знал, — Пьета, потому что там есть консерватория.

Катерина кивнула. Да, поющие сиротки из Пьеты. Они снискали славу по всей Европе.

— Я попросил одного maestri[77] помочь мне. Он и назвал мне несколько монастырей, где может быть Леда. Но уверяю вас… ни в одном из них никто не проявлял удовольствия, когда я появлялся на пороге, разыскивая ее!

Филиппо засмеялся, налил себе еще воды. Катерина тоже выпила воды, оглянулась на закрытые ставни своего дома. Она понимала, что в душе у Леды настоящая мука, девушка ждет ее возвращения.

— Через пару дней мой гондольер сжалился надо мной, — продолжал Филиппо. — Он сказал: «Гондольеры знают все тайны Венеции. Расскажите, как она выглядит». И очень скоро он нашел гондольера, который запомнил Леду. — Филиппо улыбнулся своей удаче. — Этот гондольер вспомнил, что ранней весной вез красивую девушку с пурпурного оттенка волосами из Санта Мария дельи Анджели куда-то в этот район. И показал мне ваш дом.

Да. Тогда Леда покрасила волосы. Уже давным-давно она вернулась к своему натуральному каштановому цвету. Катерина не смогла сдержать улыбку, вспоминая эту странную постоялицу, которую забирала к себе домой из монастыря всего полгода назад. Она еще раз взглянула на свои окна и заметила, что в щелочку за ними наблюдает Леда.

— Филиппо, — она отвела взгляд от окна, чтобы Филиппо не повернулся и не стал смотреть на возлюбленную, — Леда боится, что больше не сможет тебе доверять. Ты принял деньги ее отца. Она гадает, а не вернулся ли ты за очередной порцией…

— Нет-нет! — горячо стал заверять Филиппо. — Совсем наоборот. Одна из причин моего возвращения — желание вернуть Леде все эти деньги. Не стоило мне их брать. — При этих словах он опустил глаза.

Катерина сочувствовала его стыду. Сама отлично была знакома с этим чувством.

— Синьора… — продолжил он, поняв, что в его добрых намерениях сомневаются, — если бы я гонялся за деньгами, зачем бы стал возвращаться за Ледой? Уверен, что отец откажется от нее, если она согласится выйти за меня замуж. Жизнь нас ждет нелегкая, наверняка… я никогда не буду богат. Но я сам зарабатываю на жизнь. Мне продлили контракт с оркестром на целый карнавальный сезон. А это хорошее начало.

Он уверенно кивал, когда говорил, показывая Катерине, что верит в себя и свой талант. Ей это понравилось.

— Не о деньгах я пекусь, — сказала Катерина. Это правда, деньги никогда ее не заботили. — Важнее всего, останешься ли ты с Ледой и вашим ребенком — сыном или дочкой, — если жизнь действительно станет непростой? Или опять сбежишь?

Филиппо поморщился, как будто она воткнула ему в спину клинок. Но он быстро взял себя в руки.

— Даю вам слово, синьора. Я намерен позаботиться о своей семье. Я буду работать, чтобы обеспечить им достойную жизнь.

Катерина впервые ему улыбнулась. Она была уверена, что, хотя раньше Филиппо и сбежал, опасаясь отца Леды, сейчас он точно решил остаться. Но прощение? Решать только Леде.

— Филиппо, — предложила она, — может быть, назовешь место, куда бы я могла привести Леду поговорить с тобой? Тогда она сможет сама решить: идти ей или нет.

Она последний раз посмотрела на окно, как будто ища у Леды поддержки. Но ставни снова были закрыты.

— Синьора! Отличная мысль! — Филиппо возбужденно вскочил, едва не сбив свой стакан воды со стола. — Попросите ее встретиться со мной завтра в час дня в театре Сан-Моизе. Все музыканты пойдут на pranzo. Мы будем в театре одни.

Ох… какая счастливая улыбка, размышляла Катерина, пристально вглядываясь в его лицо. Больше всего из своей молодости она скучала именно по этому — по улыбке на лице влюбленного.

— Вы уверены, что это хорошая мысль? — спросила Леда Катерину в каюте гондолы на следующий день, когда они пересекали Большой канал, направляясь к театру Сан-Моизе.

Катерина сжала ее руку. Она поняла, почему Леда так боится рисковать. Ребенок все изменил.

— По крайней мере послушай, что скажет Филиппо, — подбодрила Катерина, когда Леда несколько раз глубоко, протяжно вздохнула. Катерина настояла на том, чтобы не передавать подробности своего разговора с Филиппо, она хотела, чтобы Леда приняла собственное решение.

Катерина сказала ей только одно — как бы все ни сложилось, назад в монастырь Леда не вернется. Никогда. Катерина так решила в тот страшный день, когда девушка исчезла. Если девушке будет нужен приют, домом для нее и ее ребенка станет дом Катерины и Бастиано.

Весь непродолжительный путь голова Леды лежала у Катерины на плече. Глаза были закрыты, но она не спала. Время от времени Катерина замечала, как девушка хватается за свой кулон, а ее губы шепчут какую-то молитву.

Лодка с глухим стуком причалила у ряда старых дубовых швартовых тумб. Чтобы помочь Леде выбраться на причал, понадобилась помощь двух гондольеров. Потом они с Катериной под руку зашагали к театру.

— Ты так и не сказала мне, — произнесла Катерина, чтобы как-то отвлечь девушку, — как назовешь ребенка, если родится девочка. Карус — мальчика, а девочку? Кара? — улыбнулась Катерина. Ей нравилось, как звучало это имя. Означает «дорогая».

— Нет, — лукаво улыбнулась Леда. — Попробуйте еще раз.

— Карушка?

Леда расхохоталась:

— Нет! Никогда не слышала более ужасного имени!

Прохожие смотрели на нее не только потому, что она была настоящей красавицей, а к тому же смеялась, но еще потому, что, будучи на большом сроке, решилась выйти на люди. Это было не принято.

— Катерина, — взяла себя в руки Леда. — Если родится девочка, будет Катериной.

Катерина ощутила такую радость, что повернулась и поцеловала Леду в щеку. Девушка еще крепче прижалась к ней.

Они миновали церковь Сан Моизе с ее резными фасадами: фруктовыми гирляндами, putti[78], святыми. Яркий фасад, перегруженный лепниной, отвечал нынешнему настроению Катерины. Они завернули за угол и наткнулись на залитый солнцем двор, кишащий котами, рывшимися в корзинах с очистками, которые вывесили из окон. В дальнем конце двора Катерина разглядела здание театра. Они с Ледой направились туда, Катерина распахнула огромные входные двери.