Кремлевский опекун - Александр Смоленский

– Понимаю, но у меня всего два глаза и одна голова. Вечером вам перезвоню, сэр!

Мацкевич вернулся за кухонный стол и устало посмотрел на папки и бумаги. Потом решительно погасил сигарету. Последнее время он курил лишь тогда, когда волновался. Курить Леонид Сергеевич бросил лет десять тому назад, когда впервые зашалило сердечко. А сегодня, глядя на увесистую папку с копией бумаг на отставного подполковника Добровольского, Мацкевич не удержался и закурил, в душе презирая себя за эту слабость.

Где-то в глубине души он решил заново писать свою жизнь, а все, что было в прошлом, еще недавно казавшееся значительным и важным, вдруг разом утратило смысл. Он уже давно осознал, что навсегда выпал из могучего и всесильного механизма, способного незаметно и глубоко проникать в сокровенные тайны и мысли граждан и вызывать у окружающих испуганное почтение. Но что делать с опытом, накопленным за десятилетия службы? Что делать с памятью, разбухшей от обилия информации? Что делать с этим чертовым «устройством», которое называется мозг аналитика, который невозможно отправить в отставку, словно парадный мундир в кладовку? Все-таки здорово, что он вновь стал востребованным, понадобился Духону, а значит, может понадобиться и другим. Да, он больше не работает на государство в примитивном понимании этого процесса, но как бы то ни было, он всегда будет работать на государство. Потому что только так он понимает свою работу. И в этом, возможно, самое сладкое ощущение свободы выбора, которую он обрел. И ничего, что одной из первых, из далеко не самых правильных мыслей было желание закурить. Новое положение, в котором он оказался, имело свои плюсы и минусы. Духон не вникал в детали его работы, не ограничивал в расходах, для него главным был результат. Вот-вот, результат. И Бахтин ждет того же. Но попробуй развернуть расследование, не имея под рукой оперативных сотрудников, не располагая легальным доступом к закрытым архивам. Раньше стоило снять «вертушку», и необходимые сведения тут же попадали к нему на стол. Теперь все стало иначе и свелось к извечному сакраментальному вопросу: насколько деньги способны подменить полномочия и власть?

Леонид Сергеевич раскрыл папку, в которую раньше отсортировал наиболее ценные на первый взгляд документы. Он заведомо знал, что механически просматривать их вновь бессмысленно. Это же не специальное досье, откуда можно почерпнуть о человеке любые сведения, даже те, о которых тот, возможно, и сам и не ведает или давно успел забыть. Но главная заповедь аналитика не меняет свою формулу: все тайны так или иначе находятся на кончике пера. Только не забывай читать и текст между строк.

В данном случае Мацкевич столкнулся с обычной кондовой военной бюрократией, восходящей корнями к усатому писарю, козыряющему собственным превосходством перед темной массой крепостных рекрутов. «Что, правда, не помешало русской армии одержать немало славных побед», – непроизвольно отметил про себя аналитик.

Он уже успел сделать для себя выводы о Владимире Андреевиче Добровольском, но пока так и не нащупал тот самый крючок, о котором чисто теоретически размышлял Духон и которого нетерпеливо жаждал адвокат. А в том, что он, несомненно, имелся, Мацкевич не сомневался. Иначе Добровольский вряд ли попал бы туда, куда попал.

Уроженец Москвы, из интеллигентов. Почему избрал военную карьеру – непонятно, скорее всего, по воле случая. В семье до него, насколько можно судить, военных не было, мужскими видами спорта не увлекался, на срочную службу в армию не призывался, поскольку сразу решил поступать в военное училище. Возможно, сам напросился, чтобы преодолеть внутреннюю неуверенность и юношеские комплексы. Как ни странно, его зачислили без проблем – видно, в тот год был недобор. Тоже судьба. География после училища лихая, но типичная. Служил на Дальнем Востоке, затем в Средней Азии. Дальше – круче: оказался в Афганистане. Наверняка прошел интенсивную специальную подготовку, хотя в личном деле об этом ни слова. В любом случае подобная запись в послужном списке позволяла в те времена войти в число элитных офицеров, и многие кадровые военные добровольно просили направить их в Афган, чтобы обеспечить себе быстрый карьерный рост. Скорее всего, Добровольский – человек обстоятельств, каких немало встречается по жизни и из которых можно лепить что угодно. Только что же это за обстоятельства, которые позволили ему сначала сделать военную карьеру, удостоиться двух боевых орденов, а затем враз решительно ее обрушить добровольной отставкой?

Леонид Сергеевич оторвался от бумаг и задумался. Не торопится ли он с выводами? Привык на прежней работе иметь дело с человеческими слабостями. Нельзя полагаться на интуицию, сначала надо охватить картинку всю до конца. Интуиция – это информация плюс логика и опыт, а информации для серьезных выводов пока маловато.

Что там у него дальше? Откомандирован в распоряжение Московского военного округа. Стал штабным работником. Это после Афгана? В глубинке майоры порой командуют полками, а что майору делать в столице? Лично у него создалось устойчивое впечатление, что где-то в верхах у Добровольского существовал покровитель, который ненавязчиво и тонко его опекал, диктуя, как жить и где служить.

Если бы Мацкевичу не приходилось раньше сталкиваться с подобными ситуациями, если бы он не знал, чем подкупают армейских офицеров, он бы разочарованно захлопнул папку. Но именно что-то подобное он изначально предполагал и успел проверить – никаких родственных или клановых связей в высших военных эшелонах у Добровольского никогда не было. Остается тогда выяснить, кто его покровитель и за что? Но как его вычислить? Мацкевич и сам пару раз содействовал продвижению завербованных для спецзаданий офицеров, но всегда оставался в тени.

Попробуем начать с подполковничьих погон, решил Леонид Сергеевич, заполучить их непросто, неся службу в каком-нибудь штабе. Вот представление. Исполнителен, дисциплинирован, служба в Афганистане, выслуга лет... Тут все понятно. А это что?.. Приложена дополнительная характеристика. Подписана командиром воинской части, начальником особого отдела... Но это не Московский округ, такой воинской части поблизости нет, хотя номер очень уж знакомый.

Внутри все натянулось, как струна, от предвкушения. Мацкевич почти не сомневался, что ухватил нужную кляксу на кончике пера. Черт!.. Конечно же Приднестровье! Что делал Добровольский в Приднестровье, если в его личном деле этот регион нигде не фигурирует?! Только случайно попавшееся на глаза представление к награде.

Так, просмотрим приказы по командировкам. Приднестровье – это где-то самое начало девяностых. Точно, вот... «Временно откомандировать в распоряжение Главного штаба сухопутных войск». Это уже интересно. Хорошая форма затереть следы. А вот аналогичный приказ за девяносто четвертый год – судя по дате, совпадает с началом боевых действий в Чечне. «Кажется, с этим Добровольским мы здорово дали маху», – заволновался Мацкевич. Ему даже стало немного не по себе. Кто бы мог подумать, что этот угрюмый отшельник, скромный отставник, добровольный опекун Димы Сироткина и Насти Уфимцевой, может оказаться офицером, выполняющим задания в горячих точках, причем без упоминания об этом в личном деле! Если к этому еще прибавить неожиданную службу в президентской резиденции на Валдае, то цепочка складывается совсем не тривиальная. Человек, явно, проверенный в определенных кругах. И одновременно теневой... И именно он оказывается опекуном малолетних детей, а затем и свидетелем шумного процесса. Интересно! Очень интересно. Если пофантазировать и попытаться объяснить многие, мягко говоря, странности на судебном процессе.