Кремлевский опекун - Александр Смоленский

Но взрывного эффекта, увы, не получилось. Ни о каком французе с именем Тьерри оба собеседника не слыхивали.

– Может, тогда вам о чем-то говорит информация, что французский разведчик Тьерри с неким журналистом Багрянским в настоящее время путешествует по Туркменистану в поисках наследников своего друга. И даже кое в чем преуспел.

– Говорит, – угрюмо и неохотно признался Нирванов. – Старшая сестра графа Орлова жила там во время войны в эвакуации. Но мы основательно затерли все следы. В архивах ничего не осталось.

– У нас есть сведения, что они собираются продолжить поиск в Ростове. Это тоже о чем-то говорит?

– В Ростов потом переехала жить его племянница. Но и там мы все подчистили.

– Вы просто, Глеб Валентинович, понятия не имеете, что Тьерри – опытнейший разведчик, а этот щелкопер на минуточку оказался старым знакомым самого Туркменбаши. Любопытно еще и то, что этот Багрянский друг и приятель известного в прошлом олигарха Духона. Странный, согласитесь, синклит. Поэтому мы быстренько по своим каналам пробили эту связь. И не зря. Дальше, как говорится, больше. Знаете, кто на службе у этой компании? Только не падайте с кресел. Господин Мацкевич Леонид Сергеевич. Правильно, бывший главный аналитик нашего славного конкурента – ФСБ. Это уже, знаете ли, не шутка, когда в таком деле, как наше, появляются не только французские и русские разведчики, но еще и деньги олигархов. А там, где деньгам противостоят другие деньги, это всегда опасно. Лично у меня нет никаких сомнений, что с помощью француза эта компания хочет завладеть наследными деньгами. Поскольку же мы с вами согласились, что наше ведомство интересует другое, а ваше – как раз деньги, мы и сочли необходимым вас предупредить.

Градов и Нирванов уставились на своего военного коллегу. О том, что Духон, Мацкевич и еще какой-то француз оказались в противниках, они услышали впервые. Непонятно! А что непонятно разведчику, тем более настораживает.

– Откуда они взялись на наши головы, черт побери? – наконец пробормотал Нирванов. Он был совершенно уверен, что уж где-где, а в Ашхабаде и в Ростове их люди поработали как следует. И надо же, такой звонок, тем более в присутствии непосредственного начальства.

– Не на наши, а исключительно на вашу головушку, мой друг, – поправил своего подчиненного Градов.

Он никак не мог взять в толк, как ему реагировать на столь зубодробильную информацию. Тогда еще Виктор Викторович не мог даже предположить, сколь оглушительный эффект произведет эта новость на банкира Островцова, когда они наконец встретятся, и Градов трижды перекрестится, что дело о канадском наследстве у его ведомства забрали наверх. Серьезные проколы Нирванова на этом фоне, оказывается, могут показаться всего лишь двойкой по рисованию в школьном дневнике.

– Значит, французская разведка уже включилась в работу? – спросил Глеб Валентинович офицера ГРУ, будто забыв, что не только он занимается пресловутым установлением контактов с соотечественниками за рубежом.

– Может, и не только французская. Может, вообще не разведка, хотя это было бы странным, когда речь идет о военных заводах, – как-то беззаботно ответил Иванов. – Я же предположил, что это может быть всего лишь личной инициативой господина Тьерри. Он был единственным близким другом покойного Орлова, они вместе воевали в Алжире... Вот уж не знаешь, что лучше, а что хуже.

– Ну, это лирика! Главное, что я был прав, когда говорил вам, что сейчас надо особенно соблюдать все европейские процедуры. Мы не можем не считаться с международными нормами, – обернувшись к Нирванову, зло выговорил Градов. Тем самым словно продолжая разговор, начатый еще в его собственном кабинете.

– Уже досчитались, боюсь, мы все окажемся в жопе! – Как бы вторя генералу, Иванов тоже сорвал накопившееся возмущение на Нирванове. – Единственное, что пока успокаивает, что вся или почти вся эта компания по уши увязла еще в одной своей авантюре, каком-то судебном процессе по делу какого-то малолетнего преступника где-то на Валдае. Это дает шанс, пока они там валандаются, исправить что возможно. Чего я вам и желаю, товарищи.

– Я повторяю, следов не осталось, – заученно произнес Нирванов, но офицер ГРУ уже откланялся.

– Как в этом можно убедиться? – подождав, пока за гостем закроется дверь, спросил Градов.

– Я уже доложил, что в Ростове-на-Дону жила племянница графа, причем уже под другой фамилией. Пусть попробуют выявить ее. Тем не менее мы сегодня же установим наблюдение за французом и этим журналистом. В Ашхабаде осуществить это трудно – другое государство. А уж в Ростове – нет проблем, товарищ генерал, – пытаясь выглядеть бодрячком после нокаута, попытался заверить Нирванов.

– Но остается еще Мацкевич. Вы его хорошо знали?

– Мацкевич – кабинетная крыса. Без архивных документов от него проку мало.

– Дай-то бог! Хочется верить.

Градов решительно встал из-за стола. Красиво разложенные закуски и напитки на нем так и остались нетронутыми.

Через два дня Нирванов не без скрытого торжества сообщил ему о том, что Тьерри только что прилетел в Москву из Ашхабада рейсом «Аэрофлота» и взят под наблюдение.

Градову захотелось тут же расслабиться, однако что-то по-прежнему грызло его изнутри. Ему казалось, что какой-то важный элемент все-таки выпадает из поля зрения, и это ставит под угрозу всю операцию.

– А Багрянский? – спросил он на всякий случай.

– Какой еще Багрянский? – удивился Нирванов. – А-а, этот журналист? На него что, тоже нужна была ориентировка? Да куда ему деться? Скорее всего, он был лишь провожатым к Туркменбаши. Попутчик!..

– Поразительная беспечность и самоуверенность! – возмущался генерал Малинин, когда куратор операции со стороны ГРУ доложил ему о состоявшейся встрече. – И зачем мы позволили отдать это дело на откуп людям из ФСБ? А теперь уж совсем глупо перехватывать инициативу, только себе во вред. Заварили кашу, пусть сами ее и расхлебывают. Нам бы надо срочно определиться с запасным планом действий. Тьерри – вот кто наш персональный объект. А я введу в курс кого надо в Кремле. По моим сведениям, там тоже сильно надеются на наследство.

Адвокат позвонил Мацкевичу рано утром. Тот, к счастью Бахтина, уже не спал.

– Простите, сэр, что спозаранку, но я что-то стал волноваться. Не сегодня так завтра судья удовлетворит мое пожелание вновь допросить Добровольского, а вы молчите. Так ничего и не нарыли? Хоть какието зацепки, а уж когда я его зацеплю, этот вояка сам расколется. Нутром чую, что он уже созрел.

Выпалив в трубку весь этот эмоциональный монолог, Борис Фиратович в ответ ничего не услышал, кроме того, что Мацкевич долго чиркал спичкой по коробку. Наконец он, видимо, закурил и мягким голосом сказал нетерпеливо цокающему в трубку Бахтину:

– Работаю. Ищу. Кое-что есть, но не хотелось бы спешить.

– Вам не хотелось? Ну-ну. Только, боюсь, уважаемая судья Зуева не примет это во внимание. Вы понимаете?