Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Он пошел по коридору, заглядывая по очереди во все комнаты.

Если у Лизаветы под кроватью лежал нож и Маша сдала его вутилизацию, а он потом снова оказался под диваном в гостиной, это можетозначать только одно – ножей было два.

Вряд ли он появляется сам по себе и ведет за собой смерть,право, вряд ли.

Скорее всего, его кто-то принес и положил, продолжая игру втемные силы, которая так нравилась Лизавете.

Архипов вошел в ее комнату и остановился, прислушиваясь. Вотдалении тикали часы, как будто шептали. В комнате у Лизаветы большие часы слатунным маятником уже не шли. Маятник замер неподвижно, и золотой начищенныйкруг выглядел печальным.

Она сказала ему, что читала книгу. В этом доме книг хватитна то, чтобы основать небольшую публичную библиотеку – полки вдоль коридора,полки вдоль стены в гостиной, полки в кабинете.

Интересно, кто такой был Александр Васильевич Огус, которыйженился на разведенной Лизавете и вызвал гнев супруги Гурия Матвеевича?

Архипов присел на корточки и заглянул под широкую, лебяжью,купеческую Лизаветину кровать.

На полу ничего не лежало, он уже заглядывал, когда искалнож. На столике рядом с кроватью никаких книг тоже нет. Есть газета – Архиповподошел, посмотрел и усмехнулся – “Московский комсомолец”, очки и журнал“Здоровье”.

На низких полированных шкафчиках стояли только стеклянныештучки, и никаких книг.

Где он станет искать?! И главное – что именно он станетискать?!

По притолоке Архипов простучал “Чижика-пыжика”, нагнулся иеще заглянул под шкафчики. Лезть в лебяжью постель, застланную атласом, ему нехотелось. А вдруг то, что ему нужно, именно там?

Позвоночник скрутило в спираль, а спираль в несколькихместах еще завязалась в узлы. Архипов охнул, схватился за спину, попятился иплюхнулся в кресло. Глаза вылезли из орбит. Лицо стало мокрым. Боль как будтовыгрызала в нем дыры, и через эти дыры врывалась новая боль.

Сейчас успокоится. Так уже было. Потерпи. Он кое-какпристроил спину, чтобы почти не опираться на нее, вытянул шею и закрыл глаза.Пройдет. Уже проходит.

Может, правда – массаж? Ванны? Лечение грязями?

Ничего не поможет, он знал. Врач из ЦИТО сказал – толькоупражнения. Упражнения и никаких травм. Легче не станет, зато можно будет жить.Не хотите, можете не упражняться, тогда – добро пожаловать на коечку.

Эмалированное судно, белая тумбочка, на ней стакан, а встакане ложка – не угодно ли?

Боль отпустила, как-то уменьшилась и теперь лишь кусала, ане грызла. Архипов понял, что ему очень неудобно сидеть.

Он поерзал немного – лучше не стало. Он еще поерзал,понимая, что одна его ягодица сидит на мягкой кресельной подушке, а другая – начем-то твердом, прямоугольном, с острыми краями.

Ну, конечно! Все правильно. Так и должно быть.

Архипов сунул руку и пощупал. Нащупывалось что-то твердое,похоже, глянцевое, но между рукой и этим глянцевым по-прежнему были какие-тотряпки.

Архипов оперся на валик кресла и осторожно поднялся. Иподнял подушки.

Конечно, там лежала книга.

Обыкновенная книга – никаких вселенских струн и вселенскихстраниц – в темном переплете. На переплете нарисованы чудовища.

Называлась книга очень просто и многозначительно – “Чернаямагия и оккультизм”.

Значит, именно об этом шла речь. Именно эту книгу читалаЛизавета и о ней говорила, когда встретилась с ним во дворе того гадкого дома.

Ну, ладно, ладно, не говорила! Ему показалось, что онаговорила. Померещилось. Привиделось, черт возьми!

Архипов открыл книгу на середине, почитал в одну сторону,потом почитал в другую, скривился – “тайная и вечная война темных сил”,“могущество герцогов тьмы”, “кровавый кубок” и все в этом духе.

Он быстро пролистал тонкие страницы, посмотрел, в каком годуиздана – не слишком давно, – посмотрел, кто издал, попытался найти ценничек илиштрихкод, не нашел, зато нашел оглавление. Снизу вверх ведя палец, как толькочто обучившийся грамоте тульский крестьянин из хроники двадцатых годов,Владимир Петрович отыскал “Обряды, призывающие смерть” и еще “Кровавые обряды”.

Текст шел подряд, без красных строк и почти без запятых –пожалели денег на корректора! А может, так полагалось в черной магии – беззапятых и красных строк, кто ее знает.

С ножом все определилось очень быстро. Нож назывался“жертвенный”. На ручке должны быть вырезаны символы смерти, крови, поклонения.Вырезать их должен “прародитель зла”, только тогда все подействует как надо.Бедная Лизавета!

Было написано, что из оккультного мира нож является сам посебе, предвещая смерть. Появление ножа, соответственно, предвещает кровавыйдождь и затмение небес, все правильно она тогда говорила. Бедная Лизавета!

Все перепуталось у нее в голове – сладкие стоны Добромира опотерянном рае земном, три плана бытия, зеленые лужайки, вселенские струны,дьявольские когти, кости и черепа, и быстрокрылые орлы ее мыслей занесли ее,бедолагу, непонятно куда!

Если она верила во все это дело – а она, очевидно, верила,книжку держала под обивкой, чтобы Маша не нашла! – значит, подбросив ей нож,можно было убедить ее в том, что он “пришел за ней”. Маша нашла нож, Лизаветаего увидела, чуть не упала в обморок и моментально всем о нем раззвонила, в томчисле и Архипову. Гениально.

Про черную магию, будь она неладна, никто не знал. Затознали про “Путь к радости”, который Лизавета посещала и предавалась тампеснопениям.

Маша уверена, что Лизавету убили именно эти, из “Радости”, идумала, что они вот-вот доберутся до нее. Архипов считал, что штучки с кругамии ножами – тоже дело рук “Радости”.

Это дымовая завеса. Отличная дымовая завеса, котораязавесила все на свете.

Никто из “Радости” никого не убивал. Они занимались своимиделами, потихоньку заманивали Лизавету в “доброту и красоту”. Лизавета покорношла – и пение ей нравилось, и общество приятное, и Добромир лучезарный.

Потом она решила, что хватит – дело стало принимать слишкомсерьезный оборот.

И тут они ее не выпустили. Конечно, им и в голову неприходило ее убивать – убийства вообще не по их части. Может, они запугивалиее, может, чем-то угрожали, и она написала завещание – все отдать наблаготворительность. Завещание это находилось у юриста Маслова, подвизавшегосявсе в той же “Радости”.

Лизавета все же ухитрилась завещание переписать – так, чтони Маслов, ни его хозяева ничего не знали.