Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза у нее вдруг стали круглыми и похожими на глаза Макса.
– Ты видела этот нож, Маша?
– Я… видела. С черной ручкой, а на ручке что-то вырезанотакое… непонятное. Она очень испугалась, когда его нашла. Вернее, я его нашла.
– Как?! Ты нашла?!
– Ну да. Я убиралась и вытащила этот нож у нее из-подкровати. И спросила у нее, что это такое. Я думала, может, так и должно быть.Может, она его специально положила. Она любила всякие… таинственные предметы.Мне всегда казалось, что она в них играет. Как в куклы.
Вот это да. Нож нашла Маша.
Опять Маша. Все время Маша.
– Куда ты его дела потом?
– Нож? Никуда не дела. Тетя так страшно побледнела,схватилась за сердце, я побежала за каплями Ворчала, они ей всегда помогают.Помогали. Ну вот. А потом она мне сказала, чтобы я забыла про этот нож. Какбудто я никогда его не видела. А когда она… умерла, я его выбросила.
Архипов схватился за спину.
– Что с тобой? – спросила она, проследив за его рукой. – Утебя… болит спина?
– У меня всегда болит спина. Куда ты его выбросила?!
– Володь, а что с твоей спиной? Может, надо врачупоказаться? Или курс пройти? Массажа или лечения?
– Куда ты его выбросила?!
Нож с черной ручкой торчал из бока юриста Маслова. Архиповвытащил его, завернул в пакет и сунул к себе в письменный стол – умник!
Откуда он взялся снова, если она его выбросила?!
Или?.. Или, черт побери, он появляется сам по себе,предвещая смерть?!
– Маша, куда ты дела нож?!
Она все смотрела, как он держится за спину.
– Я… завернула его в несколько газет и отнесла на работу. Унас там есть такая специальная помойка, ее возят на утилизацию. Ну, шприцы,просроченные препараты, тара… Я сунула его туда. А вечером даже посмотрела,забрала машина или нет.
– Забрала?!
Она кивнула.
– А что такое, Володь? Почему ты спрашиваешь?
Потому что этим ножом убили Евгения Ивановича Маслова. Анакануне вечером именно об этот нож, который ты выбросила в “специальнуюпомойку”, Макс Хрусталев порезал руку, когда ползал в темноте по полу. Порезалсильно. На полу под диваном осталось засохшее пятнышко.
Архипов был уверен, что нож должен лежать под Машинойкроватью. Он даже искал его там. Раз он предвещал Лизаветину смерть подЛизаветиной кроватью, значит, под Машиной он должен был предвещать Машину.Архипов считал, что кто-то из “Пути к радости” таким образом, запугивалЛизавету, а потом тем же способом решил запугать и несчастную “сироту”.
Пятно оказалось под диваном в гостиной, Макс порезалсяименно там. Нож лежал в гостиной, а не в ее спальне.
Чью смерть он предвещал под диваном в гостиной?!
Откуда он взялся под диваном, если она на самом деле сдалаего в утилизацию?!
– Подожди, – велел Архипов и отодвинул стул.
– Что?
– Подожди секунду.
Он выскочил в коридор, распахнул дверь в свой кабинет,зашел, подумал и заперся на замок.
Нож лежал в письменном столе, заваленный пухлымисправочниками и старыми бумагами.
Архипов выдвинул ящик и некоторое время не решался сунутьтуда руку. Что-то страшно ему стало. А что, если… Что, если из его стола онтоже… ушел? Ушел предвещать чью-нибудь смерть.
Дождь кровавый и затмение небес. Отбойный молоток набульваре. Силы зла и три плана бытия.
Позвоночник будто сверлили дрелью.
Архипов сунул руку. Только справочники, растрепанные ипухлые. Только справочники, и больше ничего. Попалась какая-то целлулоиднаяпапка, Архипов в нетерпении отпихнул ее в сторону. Опять справочники.
Спине стало холодно и влажно.
Есть. Нашел.
Он быстро и внимательно ощупал пакет.
Внутри точно был нож, и ручка прощупывалась и… лезвие.Достать и посмотреть Архипов не смог себя заставить.
Он завалил пакет справочниками, задвинул ящик и с трудомвыпрямился.
Этот нож на месте.
Владимир Петрович вернулся в гостиную, где Маша препираласьс Максом, который ни за что не хотел идти в душ после своих тяжелоатлетическихупражнений.
– Да чего опять мыться-то! – скулил он. – Каждую минутумыться – мозоли набьешь!
– Быстро в ванну! – рявкнул Архипов. – Быстро в ванну иесть, мы уезжаем.
Брат и сестра посмотрели на него в изумлении.
– Чего? Куда… уезжаем?
– Значит, так, – сказал Архипов – вожак стаи, – если ты уменя живешь, значит, ты должен работать. Шляться без дела целое лето я тебе непозволю. Моешься, одеваешься – и на работу. Быстро!
От неожиданности Макс Хрусталев отчетливо икнул.
– Ка… какую работу? Штукатурить, что ли?
– Штукатурить, что ли, будешь на исторической родине. У меняштукатуры не работают. У меня работают компьютерщики.
– Я… того… не… не умею я, вы же знаете!
– Научим, – мрачно пообещал Архипов. – Ну, давай-давай,шевелись!..
Макс вдруг сорвался с места и, топая, ринулся в ванную.
– Он поедет… с тобой? – растерянно спросила Маша.
– Да! Он поедет со мной!
– Ты станешь… учить его работать?!
– Я, – язвительно сказал Владимир Петрович, – не стану. Я неМакаренко и не этот… как его… знаменитый педагог Ушинский. Ребята научат. Безменя. Будет делом заниматься, а не по улицам фордыбасничать!
– Володя…
– Маша, когда ты сдала тот нож в утилизацию?
Она помолчала немного, как будто не сразу сообразила, о чемон спрашивает.
– Тот нож?
– Да. Тот нож, который ты нашла под кроватью у Лизаветы.
– Как только ее похоронили. В тот же день. У меня дежурствобыло, и я главного упросила, чтобы он не искал мне никаких замен. Я думала, чтоесли одна останусь дома, то обязательно… с ума сойду. И страшно мне было. Оченьстрашно.
– А ты… все время одна находилась? Тебя никто не навещал?
Маша вдруг улыбнулась:
– Ты меня навестил. Разговаривал снисходительно и предлагалчай, кофе и соленые огурцы.