Дорога мстителя - Алексей Доронин

–Эх ты. Салага-херага. У меня заговорит,– кивнул старшина, выпроваживая медика локтем и прикрывая за собой дверь.– Тут нужен не скальпель, а тонкий подход.

Из комнаты стали доноситься вопросы, задаваемые почти ласковым голосом, один за другим:

–Это вы уничтожили отряд? Где Машинист? Вас послал Кирпич? Где он?

Слышался смех деда, глухие звуки ударов, хруст суставов и оханье. Какие-то хлюпающие звуки, сопровождаемые вскриками.

Молчун старался не рефлексировать. Мир вокруг такой, какой есть. Лучший из миров. Другого не дано.

–Саня, организуй инструмент ноль-один!– донеслось из-за двери.– Быстрее, блин!

Александр послушно побежал к машине, достал из рундука пластиковый чемоданчик и электрический удлинитель на катушке, воткнул штекер в розетку на приборной панели. Боец, не отходящий от пулемёта, готовый в любой момент снова открыть огонь, хмыкнул: «Кабанчика палить будете?». Саша молча кивнул и побежал назад, на ходу разматывая провод. Зашёл в «пыточную», увидел привязанного к офисному креслу окровавленного пленного и Богодула в резиновом фартуке, колдовавшего над ним. Этот мясник напевал.

–«На мгновенье надо детство возвратить. Мы теперь утята, и так прекрасно на свете жить…» – Увидев Сашу, он пожаловался: – Не колется! Высокий болевой порог… Будем жечь. Он просто боли не видел.

В отряде был самодельный огнемёт. Но его использовали только для понту и для устрашения. Иногда им поджигали дома. Он больше походил на огородный опрыскиватель с баллоном, крепящимся на спине огнемётчика, и был довольно опасен для него самого. А для таких задач, как сегодня, имелся в арсенале технический фен, который мог давать температуру струи воздуха до восьмисот градусов. В бою его использовать невозможно, но он хорошо годился для пыток. С человеческим телом такой жар творил жуткие вещи. Кровь закипала, жир плавился, кожа просто лопалась. Устройство требовало много энергии, необходим был генератор. Но самое главное – это ужас. Оборвыши, которые сами любили поистязать пленных, передавали рассказы об этой штуке из уст в уста. И, похоже, дед о ней слышал.

Лицо его изменилось, когда он увидел, что Богодул включает фен в удлинитель.

Почему-то огня многие боятся больше, чем ножа. Об этом любил со смаком порассуждать Богодул, но Младшему хотелось в такие моменты хоть раз испытать фен на его лысой башке.

Его присутствие не требовалось, и Саша вышел.

Из-за двери донёсся дикий вой, запахло горелым шашлыком.

«Сейчас он расколется». Саше этого очень хотелось. Тогда всё прекратится.

Но ни сразу, ни через десять минут пленный не заговорил. Минуты тянулись мучительно.

С лестницы донеслись топот, смех и весёлая ругань.

–Санёк, принимай пополнение!

Впереди шёл Бык, а Пузырь и его дружок Генка с позывным «Пистон» волокли следом какого-то мальчишку… нет, девчонку, девушку лет четырнадцати, с синяком под глазом. Она висела у них на руках, едва касаясь худыми ногами пола.

Разорванная футболка задралась, видно было белый живот и едва оформившуюся грудь.

–Поймали сучку в подвале дома, где стрелки сидели. Я сначала и не понял, что баба,– объяснил Саше Бык,– Не сопротивлялась. Оружия не было, говорит, что из другой деревни, в рабстве держали…

–Да врёт она как дышит! Жопой чую,– еле выговорил Пузырь, страдавший от одышки: тащить почти бессознательную девку ему было тяжело.– Она следила. А могла и подлянку какую сделать. Растяжку поставить, жратву отравить. Хорошо, что не стали есть их подношение.

–Саня, посмотри, есть у неё отметины? Может, она снайпер,– приказал Режиссёр, который шёл следом за процессией.– А то эти троглодиты сразу начинают её лапать и не видят ничего.

Форма его была в грязи, будто он ползал по-пластунски в каком-нибудь огороде. Дикарей, у которых находили синяк на плече или мозоль на указательном пальце, вешали сразу. Случалось, что снайпером была баба. Бык сорвал с жертвы футболку под гогот распявших её на своих руках наемников.

Саша подошёл, присмотрелся. Почувствовал, как это создание с коротко стриженными русыми волосами мелко вздрагивает. Вроде бы ничего такого у неё не было. Бледная кожа, несколько синяков и ссадин на ногах, царапина на лбу, фингал под глазом, но вот именно там, где мог отпечататься приклад винтовки,– ничего. И на пальце ничего. Но это ещё ни о чём не говорило. Можно быть стрелком и не иметь таких отметин.

Зато он рассмотрел её вблизи. Пожалуй, она никогда не была красавицей, даже без синяков. Да это и невозможно, наверное,– в таких-то условиях… Может, если бы у неё была возможность ухаживать за собой, питаться получше, отдыхать иногда… Лет ей точно не больше четырнадцати, а то и чуть меньше. Но взрослеть уже начала.

То, что девчонка не стреляла, не означало, что она не помогала «террористам» (как иногда звали непокорных оборвышей). Подвал, где её нашли, был снаружи не заперт. С чего ей оставаться, когда остальные все сбежали? Дед – понятно, еле ходит. А она с виду резвая. И не видно, чтобы её приковывали или истязали.

Пока не истязали.

Бойцы усадили девушку на пол и прислонили к стенке, рядом с бывшим пожарным краном. Воды в трубах не было полвека с лишним, носили ведром из колодца.

–Деда убирайте, тёлку сажайте в кресло,– приказал Режиссёр.

Бойцы еще больше оживились.

–Разрешите Дядьке помочь?– загомонили наёмники, как дети, выпрашивающие конфету. После боя им нужен был выход для эмоций. Разрядка.

–Чёрт с вами,– устало махнул рукой Режиссёр.– Освободитесь – пойдёте охранять периметр. Завтра заберём тела и уедем. Шефу доложу, что нужно чистить тут всё.

–А мы пока пойдём деда повесим. На виадуке. Что, старче, голос не прорезался?– лейтенант встряхнул искалеченного пленного, которого уже сняли с кресла. Идти тот не мог, он даже голову не мог держать, свесил её на грудь и стоял, покачиваясь. Голова, скальпированная огнём, была чёрной, как наконечник факела. От бедняги разило жжёным волосом, горелыми тряпками и – самое жуткое – жареным мясом. Кисти рук напоминали клешни фантастического ракообразного – скрюченные, покрытые волдырями.– Последний раз спрашиваю,– Режиссёр приподнял голову старика за подбородок, чтобы видеть его глаза.– Вы порешили наших людей?

–Это не люди,– сказал дед, вдруг распрямившись, хриплым голосом, но твёрдо, без дрожи.– И не мочили мы их. Вас вот решили вальнуть… И дело не в Кирпиче. А в том, што вы долбаные питеры! Гореть вам, суки…

Он согнулся в три погибели от удара тяжёлым берцем Пистона, тут же ему накинули мешок на голову, и Бык повёл его к лестнице. Лейтенант пошёл следом, по пути прихватив с собой к месту казни ещё несколько бойцов с первого этажа под их разочарованные вздохи. Дед продолжал костерить всех: «котов», «енотов», Остров Питер, его магнатов, его жителей. И обещал всем страшные кары.

–Собака лает, ветер носит,– пробормотал Пистон,– Недолго ему осталось.