Ответный темперамент - Анна Берсенева

Пожалуй, он решил, что во время пьянки познакомился с какой-то женщиной, и вот теперь мучительно пытался вспомнить, как ее зовут и что у него с ней было.

– Я Таня, – сказала она. – Таня Луговская из Ермолаевского переулка. Димина одноклассница.

И тут он наконец понял, кто перед ним. И это так поразило его, что он даже отшатнулся, как будто ему явился призрак.

– Таня! – хрипло воскликнул он. – Да как же так?

– Вот так.

Она думала, что сейчас он начнет о чем-то расспрашивать ее, что-то ей объяснять. Но вместо этого он вдруг шагнул через всю комнату – ему хватило одного шага – и обнял ее. И в то же мгновенье, когда он это сделал, Таня впервые поняла, то есть не поняла, а почувствовала наконец, что это действительно Женя. Не имело теперь значения, что лицо у него изменилось, оплыло, что вчера он был пьян, что дрался во дворе, что… Ничего больше не имело значения! В нем был прежний порыв, тот самый, от которого замерло сердце у юной Танечки Луговской, когда она впервые увидела Женю Саффо.

Он целовал ее молча, губы были горячие, как будто у него под сорок поднялась температура, руки тоже, они обжигали Тане плечи. Может, это странно было, что он молчит, но ей не казалось это странным, потому что и саму ее охватило то же состояние, в котором находился сейчас он: сильное, до звона во всем теле, желание.

Таня легла вчера спать в ситцевом халатике, в котором обычно ходила дома. Он был старый, именно поэтому любимый, и пуговицы на нем расстегивались легко. Женя и расстегнул их легко, мгновенно, кажется, одним движением, и сразу поднял Таню на руки; халатик соскользнул на пол.

Он положил ее на кровать, сам лег рядом, не переставая целовать ее губы, шею, грудь. В его поцелуях было такое нетерпение, такая жадность даже, как будто он думал о ней все двадцать лет их разлуки и вот наконец нашел ее, наконец получил возможность целовать ее голую, обхватывать сверху всем своим телом – горячим, большим, тяжелым.

То, что он делал с нею, невозможно было назвать ласками – это была сплошная страсть, сплошной порыв. Но отсутствие ласк не оскорбляло Таню, как, наверное, оскорбило бы ее, если бы с ней был не Женя, а любой другой мужчина. Она и сама хотела его сейчас так, как не хотела никого и никогда.

Он был уже в ней, это получилось так резко и больно, что она вскрикнула, но желание ее от этой боли не прошло, а, наоборот, только усилилось. Подушка была где-то у нее под спиной, и, изогнувшись, она передвинула ее пониже. От этого Женя просто-таки вбился в ее тело, а она, подняв ноги, еще и обхватила ими его спину, удерживая его в себе.

Удерживать его, впрочем, было не нужно, он и так не отрывался от нее, не уходил из нее, и стон, который срывался при этом с его губ от переполняющей его страсти, был громче, чем вчерашний его стон от боли.

Кто-то из ее мужчин говорил ей, что она приятна в постели. Какая же это была глупость! Только теперь она поняла, что приятность – мелкое слово, ничего не говорящее о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они становятся – одно.

С Женей ей не было приятно, ей, может, было с ним даже невыносимо. Но вместе с тем не было силы, которая заставила бы ее сейчас оторваться от него.

– Я сейчас кончу, – прохрипел он. – Ты со мной сможешь?

Даже грубость его вопроса не имела теперь значения. Главным было то, что он делал с нею, а не то, что он ей говорил.

Ответить, правда, она не успела.

– Ох не-ет… Все!.. Не смогу я больше! – выдохнул он вместе с каким-то болезненным вскриком, сжал ее плечи так, что в них что-то хрустнуло, и сразу же забился, задергался на ней.

А то, что происходило при этом с ней самою, и было ему ответом.

«Неужели все?» – подумала Таня.

Все ее тело звенело. В нем, внутри его, то там, то тут вспыхивали какие-то легкие импульсы, нежные звоночки. Вот теперь ей действительно было приятно, теперь это слово правильно обозначало то, что она ощущала. Как-то… настораживающе правильно.

Но задуматься о том, почему после такой неожиданной и такой яркой близости она чувствует лишь телесное удовольствие, Таня не успела.

Женя притянул ее к себе, сжал ее плечи уже не сильно, а, пожалуй, даже ласково. Ласка была очень мужская, грубоватая. Наверное, она должна была ей быть приятна. Но так ли это, Таня не понимала.

– Не ожидал тебя встретить, – сказал Женя. – Сколько лет прошло, а, Тань?

– Двадцать один год, – сказала она. – Мы с тобой последний раз виделись в мае сорок первого. Я уезжала на фольклорную практику, и ты меня провожал на Белорусском вокзале.

Это она сегодня ночью вспомнила. Ее провожали тогда оба брата Саффо, но Дима стоял в сторонке, потому что Таня с Женей целовались как одержимые прямо на перроне, ни на кого не обращая внимания, и она к тому же плакала, целуясь. Ведь они расставались на целый месяц, ну как можно было такое выдержать!

– Да-а… – протянул он. – Молодые были… Кто ж знал, что так все обернется? Война.

Таня высвободилась из-под его руки, отстранилась – совсем немного, только чтобы видеть его лицо.

«Как они были похожи! – подумала она. – А теперь ничего общего».

Ей не показалось странным, что она подумала про Диму так, словно он и теперь был жив.

Несмотря на тяжесть черт и даже на заплывший глаз, Женино лицо до сих пор было отмечено красотой, той же самой, грубоватой и очень мужской, которая чувствовалась в его теле и в каждом жесте.

– Молодые мы были, – повторил Женя. – А Димка-то без вести пропал, знаешь?

– Знаю. Мне его друг тогда же написал. Однополчанин. Дима попросил мне сообщить, если с ним что-то случится, и тот написал из госпиталя.

– Ага, ну да. А мне извещение прислали. Как единственному родственнику. Проблем, конечно, хватило тогда… Жалко Димку, правда? Где он, и то ведь неизвестно. Может, до сих пор непохороненный в лесу лежит.

Таня промолчала.

– Ну, это, я считаю, уже неважно, – добавил Женя. – Не все ли равно, где мертвому лежать? Главное, совсем молодой он погиб, вот что жалко. Что ж, война есть война.

– Может быть, он не погиб, – сказала Таня. – Ведь никто этого не видел.

– Ну да! – хмыкнул Женя. – Погиб, конечно. Обязательно видеть, что ли? И так понятно.

– Ты еще летаешь? – спросила Таня, кивая на татуировку у него на плече: крылышки, летчицкая эмблема.

Она не хотела больше слушать какие-то бессмысленные, назывные его фразы. Ей вдруг показалось, что она легла в постель с их управдомом.

– Да нет, – нехотя ответил он. – Списали. Со здоровьем проблемы начались.

– Со здоровьем? – удивилась Таня.

Он выглядел довольно крепким. Впрочем, мало ли какие могут быть проблемы со здоровьем, не обязательно же они заметны.