Болваны - Александр Галкин

- Почему "шахматы - Ассоль"? 14 секунд.

- Грин отлично знал, что таких женщин, как Ассоль, в реальной жизни не бывает. У него есть в каком-то рассказе понятие "несбывшееся". Вот Ассоль - это несбывшееся. Так же как и Артур Грей. Ассоль - пешка. Пешка ждет принца. И принц к ней приходит. В шахматах пешка тоже может стать королевой, если дойдет до противоположного поля, то есть до края, до бездны отчаяния. Тогда, быть может, случится чудо...

- Мы выбьем из вас эту мистическую дурь! - Богословский хлопнул ребром ладони по столу и отпустил Лунина на полдник. Завтра поутру психиатр ждал Мишу в своем кабинете. Всю ночь он обещал думать и анализировать юнговский тест.

1.

- Трусы спустить! Ниже, ниже... Обнажить крайнюю плоть! Ну-у-у!.. Что ж ты такой тупой! А еще с бородой! Член обнажи! Вот! Приподнять мошонку! Кру-у-у-гом! Ноги шире плеч! Раздвинуть задний проход... своими руками... Ещё! Сильней, сильней... Наклониться вперед! Т-а-а-к! Руки не отпускать... Встать прямо! Кру-у-гом! Лицом ко мне! Мочишься в постель? Нет? Трусы поднять. Следующий! Фамилия? Гусаков? Трусы спустить...

Птицын с облегчением отошел от этой маленькой крикливой бабы в белом халате. Стоя спиной к окну, метрах в трех от очередного призывника, она, не скрывая брезгливости, проводила досмотр мочеполовых и анальных органов. Как она могла что-нибудь разглядеть на таком расстоянии, Птицын искренне не понимал. Хотя все дело в опыте. Если каждый год лет десять подряд работать на призыве (а Птицын давным-давно, года три назад, заприметил ее по прыгающей, ковыляющей походке хромоножки), то не только набьешь глаз и натрудишь руку, но и поневоле превратишься во врага рода человеческого: созерцать ежедневно по три сотни задниц - и при этом не поддаться соблазну отправить все эти мерзкие волосатые задницы на фронт, под пули афганцев, - невозможно.

Впрочем, навряд ли эта женщина на самом деле испытывала какие-нибудь чувства. На призыве работают люди с особой закалкой. У них нет нервов, сердца, души и прочей сентиментальной чепухи, которой снабжены все остальные простые смертные.

Птицын встал в очередь к ушнику. Перед ним стоял рыхлый, мясистый парень в семейных трусах с ромбами. Голова Птицына чуть-чуть не доставала ему до копчика. Парень переминался с ноги на ногу, и его туловище, похожее на холодильник "Саратов", плавно покачивалось. Короткие по сравнению с туловищем руки и ноги служили противовесом, удерживая от падения качающийся холодильник.

Привалившись к подоконнику в коридоре и разглядывая в окно серый облупившийся забор, Птицын вполуха слышал и вполглаза видел, как этот парень, встряхивая копной черных волос, вперемежку со сплошным потоком матерной речи сообщал другим юнцам, что будет проситься в ВДВ. Птицын тогда подумал, что гиганты - самый благодарный материал для тотальной пропаганды. Они верят всему тому, что им накануне скажут по телевизору: например, что защищать Родину-мать - священный долг каждого гражданина или что настоящий мужик должен послужить, иначе он не мужик, что "нештяк быть десантником: всякому дашь в рожу".

Очередь быстро рассосалась. "Десантник" босыми ногами встал на два громадных, вцементированных в пол человеческих следа спиной к врачу и стал повторять за ней трехзначные числа, которые она в метре от него скандировала громким шёпотом: "Триста двадцать семь, шестьсот сорок четыре..." Птицын вскоре занял место "Десантника". Врач раздражалась, потому что ей по несколько раз приходилось повторять одно и то же число. Птицын был слегка глуховат и знал об этом. Наконец, закончив, она спросила:

- Жалобы есть?

- У меня было сотрясение мозга... Я лежал в 915-й горбольнице. (Птицын крепко держал в памяти советы Кукеса и потому каждому врачу торжественно докладывал о своем сотрясении.)

- Ну, это... к невропатологу...

Птицын оделся и из кабинета вышел в коридор. Голые, в одних трусах, призывники ежились от холода.

Из врачей оставался только невропатолог да еще психиатр. Казалось бы, ничего плохого случиться не должно: у него в кармане лежала симпатичная зеленая бумажка в пол-листа с диагнозом: "Посттравматическая энцефалопатия с начальными явлениями гидроцефалии. Артериальная гипертензия II стадии". Когда летом прошлого года Птицын получил выписку из 915-й горбольницы, он был страшно горд собой: "Я сделал это! Ай да, Птицын, ай да, сукин сын! Человек - творец своего счастья!" и прочее. Сегодня, однако, он почему-то шел в военкомат, помимо всегдашней гадливости к этому заведению, еще и с каким-то странно-тревожным чувством. В таком настроении, по-видимому, находится бычок, когда его ведут на живодерню.

Чтобы подбодрить себя, Птицын по дороге в военкомат играл с собой в незамысловатую игру: "7-7" - мое счастье". Он выискивал автомобильные номера, где дважды повторялась цифра "7". Он загадал, что если от дома до военкомата ему попадется 7 машин с двумя семерками на номере, то все будет отлично. Таких машин оказалось только четыре.

Вторая неприятность - бесконечные затяжки. После того как в 9 утра у дежурного лейтенанта на вахте прозвенел будильник, и толпа призывников, предъявляя лейтенанту повестки, тоненькой струйкой потекла через турникет, военкоматовские начальники вовсе не торопились начать медкомиссию, и толпа призывников прождала в коридоре четвертого этажа полтора часа, пока всех не согнали на третий, в Красный уголок.

Птицын сел с краю на откидывающийся, как в кинотеатре, стул. Красный уголок был украшен зажигательными плакатами блекло-зеленого цвета, на которых улыбающиеся или, напротив, сосредоточенные солдаты метали гранаты, маршировали по плацу, разбирали автомат Калашникова под присмотром доброжелательных офицеров-наставников. На сцене стоял стол под зеленым сукном и трибуна. Справа от сцены на стене висели портреты Суворова, маршала Жукова, министра обороны Устинова и портрет Черненко с лицом хитроватого чукчи.

За столом сидели полковник, капитан и старший лейтенант. По их тоскливым лицам Птицын увидел, что собрались они здесь для галочки, отбывая утомительную общественную повинность. На трибуну нехотя взгромоздился лысоватый капитан. В кулаке он сжимал свернутую в трубочку газету, которую положил на трибуну.

- Товарищи призывники! - начал он торжественно, после чего как следует прочистил горло, откашлялся, и продолжал: - Вы знаете... как его... наше положение... нашей социалистической родины... Американский, это вот, империализм... наступает... Наша родина в кольце... И все эти... тоже... США, Германия, Италия, Израиль, Франция и другие... они хотят сдавить нам... как его... горло. Не получится! Советский Союз... не выйдет... У фашистов не вышло... И у США... Пусть не надеются... Они все узнают, это вот, как его, наш кулак... русский. И Афганистан не получат...

Капитан опять прокашлялся. Было видно, как тяжело ему даются слова: они вылезали из него будто пудовые гири.

- Вы слышали про демографию?! Демография - это... В общем, сейчас у нас тяжелая демографическая ситуация. Сейчас идет призыв сыновей тех, как его, кто погиб в Великой Отечественной войне... То есть они не погибли, которые родили сыновей... Но многие погибли... И родили мало сынов. Отцы теперешних призывников, вас... - это военное поколение. Мужчин, понимаете, нам не хватает! Недобор! Некому идтить служить... А еще некоторые мерзавцы "косят" под больных, не являются по повесткам, отсиживаются за дверьми... И, значит, прячутся за спинами своих матерей, сестер... За их хрупкими плечми!