Эра зла - Татьяна Устименко

— Их наденете вы, отец, и Конрад, потому что не умеете летать, — аргументированно заявил ангел, опережая следующую реплику оборотня. — Я полечу сам, удерживая Ариэллу и Лив. — Он выразительно поиграл бицепсами. — Авось да выдюжу…

— Щаз, так я тебе и далась! — капризно скривилась Оливия. — Не дождешься, козел! Убери от меня свои грязные руки…

— Они у него золотые! — поспешно заявила Ариэлла.

— Да? — выразила сомнение склонная к остракизму валькирия. — Но растут явно не из того места.

Конрад тихонько посмеивался, помогая отцу Григорию застегнуть лямки парашюта да вполглаза наблюдая за непримиримыми друзьями — Натом и валькирией.

— Лив, ты совсем уже сбрендила? — возмущенно похлопал крыльями Натаниэль. — Нашла, называется, время для разборок! Предлагаю: давай отложим наши разногласия на потом. Поцелуй меня в знак примирения…

— А где он у тебя находится? — ехидно вопросила строптивая валькирия, мстительно прищуриваясь.

— Тьфу, ты, вредная баба! — в сердцах плюнул не на шутку разгневавшийся ангел. — Не хочешь — как хочешь. Мне по фигу, хоть пешком по небу иди…

— Не заморачивайся, дружище! — Конрад сочувственно похлопал ангела по плечу. — Тебе все равно не унести обеих девушек разом. Лив хоть и не толстая, — он окинул фигуру валькирии оценивающим взглядом, — но дама отнюдь не миниатюрная. Уверен, мой парашют выдержит двойную ношу. Прошу… — Он любезным жестом предложил Оливии свою руку.

— Ладно, — ворчливо согласилась ангелица. — Только предупреждаю, я не верю ни одному мужику…

— И ты еще считаешь себя умной? — ужаснулась Ариэлла. — Если провести психоанализ твоего поведения по отношению к противоположному полу, то можно прийти к выводу…

— Молчи уж лучше! — невежливо перебила ее Оливия. — Конечно, я умная! К тому же какой там у тебя психоанализ? У тебя вечно одни психозы.

— Хватит! — решительно оборвал спорщиц Конрад. — Сейчас я кое-что доделаю, и прыгаем. — Он ненадолго скрылся в кабине пилота.

Вертолет резко накренился вбок и, сойдя с траектории полета, камнем ухнул вниз. Лив с Ариэллой отчаянно завизжали и крепко обнялись, напрочь позабыв о своем вечном и взаимном недопонимании.

— Что ты натворил? — с подозрением зашипела валькирия, обращаясь к вновь ворвавшемуся в отсек вервольфу. — Решил нас всех угробить?

— Наоборот, намереваюсь нас спасти. К сведению всяких недоверчивых особ сообщаю: я отстрелил пироболты, крепящие несущий винт, дабы нас не затянуло под его лопасти. Думаю, ты не хочешь попасть в мясорубку? — хладнокровно пояснил фон Майер. Он рывком распахнул раздвижную дверь, подставляя лицо холодному ветру, ворвавшемуся в недра вертолета, и пытливо всмотрелся в окружающую их ночь. — Судя по всему, мы пролетаем над… Пардон, — с невозмутимой улыбкой поправился он, — падаем в засыпанные снегом поля, и посему имеем все шансы на мягкое и благополучное приземление. Вперед, — он подтолкнул в спину отца Григория, направляя его в зияющий темнотой выход, и напутственно выкрикнул, — отче, не забывайте, чему я вас учил: нужно дернуть за стопорное кольцо, раскрывающее парашют…

— Анафема! — с заиканием ответствовал священник, выдав универсальное для любой ситуации слово, вполне способное сойти как за «нет», так и за «да».

— Отлично! — приободрил его вервольф. — Брань не камень, повисит и отвянет.

Иерей сделал прощальный жест мелко подрагивающей ладошкой и бесстрашно ухнул в забортный сумрак, вслух лепеча слова заупокойной молитвы.

Ариэлла боязливо икнула и попятилась в глубь отсека, но, обменявшись с вервольфом понимающим взглядом, Натаниэль легко подхватил подругу и с возгласом: «Аллилуйя!» (видимо не желая хоть в чем-то уступить отцу Григорию) птичкой выпорхнул наружу.

— Наша очередь. — Конрад обнял Оливию и коротко приказал: — Смотри мне в глаза, а не куда-либо еще — это спасет тебя от головокружения!

— А разве у тебя имеется нечто такое, от взгляда на что у девушки способна закружиться голова? — съехидничала неисправимая язва.

— У тебя возникла какая-то личная проблема? — невинно поинтересовался непробиваемый оборотень.

— Да у меня полная задница проблем, если ты еще не соизволил это заметить! — вспылила девушка, разозленная его поистине олимпийским спокойствием.

— Я понял, — кротко кивнул Конрад, шагая в ночь. — А кроме проблем с фигурой, тебя еще что-то беспокоит?

— Да! Все! — пожалуй, излишне обобщающе рявкнула эта чересчур эмоциональная особа и, почувствовав под ногами пустоту, нервно ахнула.

Ветер свистел у нее в ушах, но она ощущала сильные руки оборотня, надежно прижимающего ее к своей груди, и почти не боялась. Она не отводила взгляда от его иронично прищуренных карих глаз, а легкий запах псины, исходящий от его дыхания, и приоткрывшиеся в улыбке белые крепкие зубы казались ей сейчас самым привлекательным из всего того, что она видела и обоняла за свою долгую жизнь.

— Страшно? — заботливо осведомился он, еще плотнее притискивая ее к себе. — Не бойся, не уроню. Никогда не уроню подругу Селестины…

— Ты ее и правда любишь? — с любопытством спросила валькирия, пальцем прикасаясь к его твердому подбородку. — Даже сейчас, после всего того, что с нею сталось? — Ей было и интересно и волнительно вести этакие интимные разговоры, болтаясь между землей и небом, между жизнью и смертью. — Ты же тоже в нее выстрелил! Надеялся образумить? Тогда учти, в мире существует только одна правда, и она сорок пятого калибра… — Лив выразительно похлопала себя по кобуре с пистолетом. — А все прочее — только иллюзии и игры воображения.

Но вместо ответа оборотень лишь сердито моргнул, позволив себе проявить такую мимолетную и вполне простительную слабость, а его губы горестно изогнулись.

— Лучше расскажи, в кого верят умные девушки? — напомнил он, специально уходя от болезненной для него темы о нынешнем облике и сущности Селестины.

— О-о-о, — лукаво протянула валькирия, — а ты хитрец! Понимаешь, что сейчас я не расположена к увиливаниям.

— Я жду правды! — настаивал оборотень. — И отнюдь не огнестрельной.

— Хорошие девочки верят в рай, плохие — в ад, — ангелица выдержала многозначительную паузу, — а умные — исключительно в себя!

— Ага! — хмыкнул он. — Значит, Селестина тоже верит только в себя? Очень подходит к ее бескомпромиссному характеру.

— Непременно, — без колебаний подтвердила Оливия. — И возможно, еще в любовь! — Она печально вздохнула.

— Разве это плохо? — удивился Конрад.

— Конечно! — Валькирия искренне изумилась его наивности. — Любовь делает нас слабыми и склонными к ошибкам. Господи, упаси нас от любви, и лишь тогда мы сможем остаться людьми! — воодушевленно выкрикнула она, словно посылала протест небу, ночи, миру и самой судьбе. — Господи, избавь нас от испытания любовью…