Смерть, ритуал и вера. Риторика погребальных обрядов - Дуглас Дэвис

Особенно важно в этих примерах из христианства, что этот личный опыт связывается с верой в воскресение Иисуса, которое интерпретируется как победа над смертью[540]. Другими словами, личный опыт сочетается с тем, что воспринимается как исторический факт уникального завоевания тем, кого считают воплощенным Богом. Когда этот опыт разделил круг единомышленников, возникло мощное сообщество, обращающееся к смерти как к врагу, потерпевшему поражение в божественной битве. Установление евхаристии как повторяющегося частого ритуала, основанного на памяти и воспроизведении той смерти и триумфального воскресения, было одной из причин исторического успеха христианства как религии завоевания мира. В свете теории отраженного завоевания Блоха мы можем понять силу, которую ощущают новообращенные — те, кто пережил смерть и перерождение, — теперь они хотят обратить других в свое собственное состояние трансцендентности. В каждом надо заменить «старую» природу.

Слова против смерти, которые такие христиане произносят во время погребальной литургии, являются символическим выражением их психологического опыта в собственном духовном развитии. Это фундаментальный момент в истории и развитии христианства, особенно для евангелических групп, потому что он переносит влияние связанных со смертью явлений из царства духов на внутренний опыт человека. Личности этого типа знают, что смерть побеждена не благодаря некоторому осознанию смерти родственников, а благодаря осознанию смерти и воскресения Христа, произошедшему в их собственном религиозном обращении. У них есть доказательства внутри, и поэтому они выступают против смерти — и часто против спиритуализма.

Мыслить в терминах четких классификаций, разумеется, слишком прямолинейно, но мы можем, ради аргументации, выделить еще один «тип» христианской духовности, основанный на сакраментальной традиции, черпающий чувство трансцендентной силы из евхаристического сосредоточения на смерти и воскресении Христа вместе с полученным в результате религиозным опытом. Эта позиция может также произвести реальное воздействие путем осознания опыта смерти верующих, которых регулярно поминают в молитвах.

Шаманизм

Как и следовало ожидать от таких универсальных явлений, мы встречаем мотивы смерти и возрождения и за пределами христианства, не в последнюю очередь в связи с шаманизмом. Шаманы — это люди, для которых состояние транса является условием совершения своего рода путешествия в какой-то сверхъестественный мир, где они взаимодействуют с духами или божествами от имени других людей, нуждающихся в некоторой помощи, часто в исцелении. Великий румынский историк религии Мирча Элиаде (1907–1986) был одним из первых ученых, описавших шаманизм: говоря об использовании ритмической музыки, часто барабанной дроби, наряду с применением наркотических веществ, он описал шаманизм как «техники экстаза»[541]. Само слово «шаман» происходит из тунгусских языков Сибири, но явление это встречается во многих частях мира среди традиционных народов, не в последнюю очередь среди коренного населения Северной и Южной Америки, в Индии[542] и в Юго-Восточной Азии. Термин «шаманизм» регулярно используется историками и феноменологами религии, хотя среди социальных антропологов наблюдается тенденция говорить об одержимости духами.

Какой бы термин ни использовался, шаманизм представляет собой один из основополагающих типов религиозного опыта, обнаруживаемый в человеческих обществах, и, кроме экстатического путешествия в своего рода сверхъестественную географию[543], в его основе лежит зов или чувство призвания, часто уходящие корнями в переживание серьезной болезни, после которой шаман ощущает, что пережил смерть и возродился. Элиаде описывает ритуалы, связанные с призванием шамана, в которых человек, так сказать, превращается в скелет, прежде чем обретает новую силу жизни. Тот факт, что некоторые шаманы — это люди, которые были поражены болезнью, но выздоровели, а мотив смерти часто ассоциируется с их трансформацией, важен для понимания связи, проводимой между болезнью и смертью и даром исцеления. Именно потому, что они прошли через негативное состояние, являющееся основой для жизни, и познали реальность выживания, теперь они облечены властью и готовы помогать другим. Таким образом, здесь мы имеем не только еще одно применение теории Блоха об отраженном завоевании, но также можем увидеть, как специальные формулы, в том числе «язык духов», используемый шаманами, служат словами, противостоящими негативным силам. Можно исследовать, как сила положительных слов в форме благословений, равно как и отрицательных слов в проклятиях, усиливает словесные части обрядов, в которых обычное существование, включая смерть, воспринималось как преодоленное[544].

Раненые целители

Другое измерение шаманизма заключается в выражении, которое приближает этот феномен к современному городскому обществу и некоторым христианским контекстам: «раненый целитель». Этот образ был использован христианским теологом Генри Нувеном[545] для описания христианских служителей по отношению к тем, кому они служат. Это особенно применимо к тем, кто каким-то образом пострадал и может привнести свой личный опыт в помощь, которую стремится оказать другим. Я утверждал, что такое христианское представление о раненых целителях помещает их в расширительную типологию шаманов[546].

Еще один аспект современной жизни, относящийся к смерти и, возможно, связанный с категорией раненых целителей, затрагивает все большее число людей, которые создают или участвуют в работе групп взаимопомощи для людей, потерявших близких. Не являясь ранеными целителями в полном смысле слова, они представляют ту сторону жизни, в которой люди, перенесшие серьезные личные травмы, приходят к точке, где обретают силы помогать другим. Факт переживания подобной утраты помогает создать поддерживающую связь, которая придает устойчивость и надежду.

Околосмертные переживания

В самое последнее время один из ярких примеров чего-то подобного обнаруживается у тех людей, которые испытали так называемые «околосмертные переживания»[547]. Само это выражение, часто обозначаемое англоязычной аббревиатурой NDE — near-death experience, вошло в употребление из книги Раймонда Муди «Жизнь после жизни»[548]. Описание этого состояния как идеального типа полезно, хотя и следует помнить, что одни люди будут переживать только часть свойств, а другие могут говорить, что их опыт не поддается описанию. Мы сталкиваемся с образом «мертвого» человека, который слышит, как другие говорят о его смерти, в то время как он чувствует себя умиротворенно и слышит какой-то звук. Человек движется по темному туннелю, переживая то, что кажется «внетелесным» опытом (который часто технически обозначается как ВТО), и встречает уже умерших людей. Он сталкивается с непредвзятым «существом света», которое излучает любовь и заботу; пересматривает свою прошлую жизнь, подобно популярному сюжету тонущего человека, у которого «жизнь проносится перед глазами». Затем, подойдя к какой-то границе или пределу, он узнает, что не может пройти, возможно потому, что время еще не пришло. Он должен вернуться к прежней жизни и, может быть, рассказать другим о своем опыте. После выздоровления человеку рассказывают, что происходило вокруг, пока «он был мертв», и это соответствует его собственному переживанию этого события. Далее человек, как считается, меняет отношение к жизни и не боится смерти.