Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

– Не надо мне этого геморроя. Я позвонил Понтуазо, руководителю штаба MONUSCO в Лубумбаши. Меня перебросят в столицу через несколько часов.

Неглупо: в джунглях Катанги силы ООН, несмотря на то что им платили миллионы, лишь бы не дергались, оставались единственной данностью, которой можно довериться. Морван видел квебекца всего один раз: парень, вырубленный, как сейф, с физиономией, слепленной из рисовой молочной каши, и болтающий на каком-то тарабарском наречии. Совершенно невозможно понять, чего он стоит: придется судить по делам.

Продолжая размышлять, он любовался пейзажем. Лодка разрезала волны, образуя два пенных золотистых крыла по обе стороны форштевня. Всю ночь он ждал этого момента: восхода солнца. Насколько хватало глаз, джунгли потрескивали, осыпанные феерической золотой пыльцой.

– Когда они явятся?

– Утром. На вертушке. Они должны позвонить.

Понтуазо не возьмет «пуму»[78] – слишком тяжелый и шумный, ни «апаш» или «тигр» – слишком агрессивные. Скорее уж «дофин», который придаст их вылазке вид спасательной операции на воде. В любом случае это дорого обойдется одному несчастному мудаку, имевшему глупость сунуться в зону военного конфликта. Не считая того, что какой-нибудь псих с гранатометом может принять их за подходящую цель, – на земле Катанги возможны любые перепады настроения.

– Куда именно ты забился?

– В пень.

Морван прыснул – не стоит пренебрегать маленькими радостями, когда имеешь дело с африканским чувством юмора.

– Вот и не дергайся. Я буду в Лонтано ближе к полудню.

– Папа, я ценю твои усилия, но можешь возвращаться, откуда пришел.

– Не думаю, что ты сейчас в том положении, чтобы спорить.

– Говорю же, Понтуазо…

– Не вижу перебора в том, что нам придется подтирать тебе задницу на пару. Оставайся, где ты есть, и спокойно дождись меня.

– Нет. Мне еще надо кой-кого повидать на том берегу.

Фаустин Муниазера.

– Будь ты собакой, тебя бы давно усыпили. Ты когда-нибудь остановишься, мать твою? Или так и будешь разыгрывать из себя кроху Мегрэ и носиться очертя голову с пером в жопе, когда отовсюду палят? И пусть вертолеты по черт-те сколько миллионов евро за штуку летают за тобой, а бедный папаша гребет в твоем направлении на сраной пироге?

Эрван тоже засмеялся: контраст между возможностями MONUSCO и отца не мог его не позабавить.

– Еще раз повторяю, я ценю твое желание…

– Кто твой свидетель? – спросил Грегуар для вида.

– Мефисто, глава Интерахамве. Полагаю, это имя тебе кое о чем говорит.

– Думаешь, тебе удастся что-то из него вытянуть? – бросил он, не реагируя на замечание сына.

– Имеет смысл попробовать.

– И как ты собираешься его найти?

– Пойду от трупа к трупу.

– А как переплывешь реку?

Эрван не ответил, безусловно оценив абсурдность своего положения. Но Морван не стал зацикливаться на этой трудности: его упертый сынок и тут выпутается.

– Советую тебе не вылезать из своего пня, – настойчиво повторил он. – Не искушай судьбу. Ты и так получил выше крыши.

Внезапно пирога замедлила ход. Они вплыли под лиственный свод. К шуму мотора примешались вопли обезьян и пересвист птиц. Из распахнутых объятий Бога они переместились непосредственно к нему: в собор. Стрельчатая архитектура, витражи на кровле из верхушек деревьев, запахи смол, исходящие от разлагающейся коры. Мощь Африки, когда она переходит от огромного к малому, от необъятности небес к свечению исповедальни, вызывала ком в горле. В Европе будущее читали по линиям руки. Здесь – по прожилкам листьев.

– Я прочел твое досье, папа…

Тон у Эрвана был серьезным, почти торжественным.

– Какое досье?

– То, которое составил де Пернек.

Морван всегда знал, что этот документ существует, – он искал его неделями, месяцами после бегства той сволочи. И пришел к выводу, что бельгиец прихватил его с собой. Еще одна ошибка…

– И что? – спросил он бесцветным голосом.

– Я прочел, что произошло в Шампено.

Морван сосредоточился на пейзаже, чтобы больше ничего не слышать. Пирога снова выплыла на солнце. Казалось, она летит к свету, как на полотнах Шагала. Медный всплеск пламени заставил его зажмуриться. Внезапно он понял, что сын замолчал.

– Не вылезай из своей норы, – повторил он. – Я приеду за тобой.

Он отсоединился и опустил глаза, отдаваясь стаккато мотора и плеску волн. Чувствовал, как вибрация проходит по нервам, запах бензина проникает в кожу, пена хлещет в лицо… Он сыграет на манер Сальво. Одним ударом двух зайцев (как минимум): заберет сына и убьет Мефисто во славу старого доброго времени. Хуту был не только нежелательным свидетелем, но и настоящей мразью, на совести которого сотни убийств. «Одним хуту меньше, одним цветком больше», – гласила поговорка тутси.

Он заметил, что река переменилась. Волны стали черными, словно поток горячего дымящегося дегтя. Грязно-бежевая пена, казалось, марала сетчатку. Он поднял голову: приближались утренние грозы, медленная вереница темных мыслей и мрачных предвестий в духе Кассандры.

Он не боялся умереть. Только суда.

Эрван, что ты на самом деле знаешь?

66

Эрван обнаружил новую тропу на берегу реки, по-прежнему невидимую за глухими зарослями высоких трав. Иногда он погружался по щиколотку в илистые лужи, иногда латерит снова становился алым и скользким. Воздух превратился в водяной туман. Под капюшоном он не поднимал глаз, внимательно следя, куда ставит ногу, и только в отдельные моменты различал слева капли, бьющие по поверхности реки.

Пустившись в путь, он пока что не заметил ни одной пироги и никого не встретил. Сальво говорил, что раньше с берега на берег ходил паром, но это было до начала конфликта. А как теперь перебраться через реку? Эрван все еще перебирал хилые возможности, когда услышал шум за камышами.

Инстинктивно его руки крепче сжали «калаш». Бесшумно приблизившись, он заметил корму легкой пироги, выдолбленной из ствола и снабженной явно новеньким мотором «Эндуро-Ямаха 45». Как раз то, что ему нужно. Еще шаг, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать то, что он увидел.

Чернокожий заканчивал приготовления, проверяя снаряжение, лопасти мотора, запасы топлива. Он только что надел оранжевый спасательный жилет – идеально, чтобы послужить отличной мишенью для обоих берегов, но он, по всей видимости, не умел плавать.

Старый добрый Сальво в полной готовности к большому отбытию…