Добронега - Владимир Романовский

— А мне князь сказал, что когда будет важное дело, он даст мне знать.

— А мне?

— А тебе нет.

Дир опечалился.

Втроем, сопровождаемые Годриком с гуслями, они направились к Римскому Крогу в четырех кварталах от авраамова дома. Потерзавшись сомнениями, Дир все-таки снял с себя кольчугу и уложил ее в небольшую походную суму.

Народу в кроге было мало — действительно, как сказал Хелье, все побежали смотреть на пожар. Сели за столик, а Годрик, постояв в стороне, отошел к стене, сел на пол, и стал чистить гусли рукавом. Приблизился чашник и осведомился, что угодно дорогим гостям в смысле подчевания. Крог был из дорогих — чистый, опрятный, и слишком светлый, чтобы быть уютным.

Яван охотно пил вино из греческих виноградников и был на удивление спокоен, будто это вовсе не его дом горел в десяти минутах ходьбы от крога. Дир думал о том, что ему сказал Хелье. Хелье помалкивал, предчувствуя перемены. События сгущались.

— Не горюй, Дир, — Яван хлопнул его по плечу. — Будет и тебе честь и слава.

— Не знаю, — усомнился Дир.

— Еще не поздно. Сходи к Владимиру и скажи, что тебе нужно поразмыслить. Месяц отпуску. А за месяц, глядишь, появится важное дело, князь даст Хелье знать, ты присоединишься к Хелье, и покроются имена ваши славой.

Дир проворчал что-то неразборчиво.

— А самое главное и смешное на самом деле то, что выгоду от всех этих событий получают только межи, — продолжал Яван. — Вот уж заговор — всем заговорам заговор.

— Нет никакого заговора, — сказал Дир раздраженно, думая о своем.

— Нельзя отрицать очевидное. Великие мира сего знают и поступают в соответствии.

— Перестаньте припираться, — поприсил Хелье. — Может, великие и поступают, но нам до этого дела нет. Отношение великих к нам простое — они говорят «я дам тебе знать», и на этом дело кончается. Есть ли заговоры, нет ли их — нас не спросят, а устроят все, как им нравится.

— К тебе пришли, — сказал Яван будничным тоном.

— А?

Хелье обернулся и резко отодвинулся, чуть не опрокинув лавицу.

— Нам нужно поговорить, — произнесла возникшая рядом с ним Эржбета, глядя на него сверху вниз. — Пойдем со мной. Времени мало.

Внимание ее привлек перстень на пальце Хелье. Хелье заметил взгляд.

— У меня время есть, но с тобой мне разговаривать не о чем.

— Есть, уверяю тебя, — сказала она спокойно. — Вон в том углу столик свободный.

Хелье посмотрел на Дира и Явана. Дир улыбался, а Яван разглядывал Эржбету с подозрением.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — откликнулась она. — Не до тебя сейчас.

Она ушла к угловому столику. Сигтунец встал и направился за ней. Убийца, подумал он. Убийца невинных женщин. Ишь, шагает, хорла. Но кто я такой, чтобы ее осуждать. Я нынче сам убийца. Тоскливо-то как.

— Что тебе от меня нужно? — спросил Хелье, присаживаясь и неприязненно глядя на Эржбету.

— Не бойся.

— Я ничего не боюсь.

— У меня к тебе поручение. Вот.

Снова глянув на перстень, подарок Марии, она протянула ему перевязанную голубой лентой депешу. Хелье с опаской взял ее в руки, повертел, развязал ленту, и развернул письмо. Писано было по-шведски.

писала Мария.

Сердце Хелье отчаянно забилось. Он взглянул на подпись и обмер. На какое-то мгновение он забыл обо всем. Рука Марии писала эти строки. Это было главное. И единственное. Совладав с собой, он продолжил чтение.

У Хелье возникло сильное желание поцеловать строки, написанные ее рукой, но он сдержался.

— Что я должен делать?

— Собираться в путь. Выезжаем на рассвете.

— Могу ли я осведомиться, куда именно мы направляемся?

— Это я тебе скажу, когда мы отъедем на достаточное расстояние от Киева.

— На ладье или в повозке?

— Сперва на ладье. А там видно будет.

— А цель какая?

— Ты очень любопытен.

— Это плохо?

— Да.

— Послушай… э… Эржбета, да?… странное какое имя. Не то польское, не то венгерское. Да, так вот. Сперва я поговорю с Марией.

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что Марию заперли в светелке.

— Ну и что?

— Тебя к ней не пустят.

— Посмотрим. Что за светелка? В детинце? В тереме?

— Сядь. Сядь! И не кричи так. Ты все испортишь.

— Но Мария…

— Не кричи. Тише. Мария не останется взаперти долго. И дело вовсе не в этом. Но жизнь ее в опасности.

— Жизнь?

— Честь. Свобода. Ты выручишь Марию, если поедешь со мной и не будешь задавать дурацких вопросов. Красивый перстень.

Хелье покраснел и убрал руку под стол. Письмо не могло быть подделкой — о Хардангер-Фьорде знали только Мария и он сам.

Марию заперли в светелке. Ее жизни грозит опасность. Эржбета — приближенная Марии, это он и раньше знал. Мария просит о помощи. Мария доверяет ему. И благодарность ее будет безгранична. Пожалуй, надо ехать. А то, что теперь ему придется иметь дело с убийцей — что ж. Не такая уж это тяжелая плата за его собственное поведение. Путешествие обещает быть опасным — вот и хорошо. Есть все шансы наскочить на чей-нибудь клинок или поймать спиной стрелу — вот и славно. Безграничную благодарность следует заслужить.

— Ладно, — сказал он. — Посиди здесь. Я сейчас.

— Постой. Ничего никому не говори.

— Не скажу.

Подойдя к друзьям, которые наблюдали за ним все это время, он посмотрел на обоих, улыбнулся, и сказал:

— Мне нужно отлучиться.

— Надолго? — спросил Дир. — Мы подождем.

— Недель на шесть.

— Ого, — удивился Яван.

— А как же служба? — спросил Дир. — Ты должен ждать, пока князь не даст тебе знать.

— Как нибудь.

— Подожди, Дир, — попросил Яван. — Служба, надо же… Хелье, я не собираюсь вмешиваться в твои дела. У меня только один вопрос. Та, с которой ты сейчас говорил. Она едет с тобой?