Семья Рэдли - Мэтт Хейг

Они теряют друг друга в толпе, но Хелен этого не замечает и продолжает идти по указателям к гардеробу.

Какая-то девушка дотрагивается до плеча Питера.

Она само очарование. Темные волосы заплетены в тонкие косички, в зеленых глазах — откровенный призыв. Девушка улыбается, обнажая клыки, и проводит по ним язычком. Потом наклоняется к нему и что-то говорит, но громкая музыка заглушает ее слова.

— Что-что? — переспрашивает Питер.

Она улыбается еще кокетливее, гладит его по затылку. На шее у нее татуировка. Два слова: «КУСАЙ ЗДЕСЬ».

— Ты мне нравишься, — говорит она, — пойдем наверх? За занавеску.

Питер вспоминает, что именно об этом мечтал все семнадцать лет. Но теперь, когда он снова уверен в том, что Хелен его любит, ему даже с искушением бороться не приходится.

— Я с женой, — отвечает он и поспешно уходит, пока вампирше чего в голову не стукнуло.

Он догоняет Хелен на лестнице, и в этот момент диджей ставит знакомую песню. Толпа в экстазе, точно как в восьмидесятые.

— Ты точно хочешь? — спрашивает Питер у жены так, чтобы только она его услышала.

Она кивает:

— Уверена.

Потом подходит их очередь, они предстают перед костлявым гардеробщиком с глазами навыкате. Он окидывает их подозрительным взглядом.

— Тут продается кровь в бутылках? — спрашивает Хелен. — ВК?

Ей приходится повторить вопрос — с первого раза гардеробщик не расслышал. Наконец он кивает.

— Нам пять! — Она показывает пять пальцев и улыбается. — Пять!

На полпути домой Роуэн замечает какой-то предмет под маминым сиденьем. Книжку в унылой мягкой обложке, в которой он тотчас узнает «Руководство воздерживающегося».

— Роуэн, ты чего? — любопытствует сестра.

Ева разглядывает книгу в руках любимого:

— А что это такое?

— Открой-ка окошко.

— Роуэн, чем ты там занят? — подает голос Хелен с пассажирского места.

Ева послушно опускает стекло, и Роуэн, размахнувшись, выкидывает «Руководство» на обочину шоссе.

— Руковожу, — смеется он и подносит к губам бутылку, сулящую неземное блаженство.

Не так-то просто привыкнуть к мысли, что твоя дочь, о которой ты заботился и беспокоился семнадцать лет, превратилась в кровожадное ночное существо. А Джереду Коупленду, получше многих осведомленному о жуткой природе вампиров, смириться с обращением дочери было особенно трудно.

Хуже того, ее обратил член семьи Рэдли, кровный родственник человека — если его можно назвать человеком, — ради собственного извращенного удовольствия погубившего женщину, которую он, Джеред, любил больше всего на свете.

Ему больно видеть, как изменилась Ева. У нее внезапно побледнела кожа, радикально изменился режим дня, из рациона совсем пропали овощи, да вдобавок еще и этот мальчишка, Роуэн Рэдли, торчит у них чуть ли не каждый вечер — без всех этих нововведений Джеред прекрасно бы обошелся.

И все же — хорошенькое такое «И ВСЕ ЖЕ», со слона размером — некоторые перемены даже Джеред волей-неволей одобрил. Например, они стали по-настоящему разговаривать. Не спорить, не препираться, как раньше, а разговаривать. О школе, о его поисках работы («Надоело целыми днями сортировать мусор»), о погоде («Пап, а что, солнце всегда так ярко светит?»). Стали делиться теплыми воспоминаниями о Евиной маме.

Он счастлив, что дочь жива, и скрепя сердце признал, что для всех будет лучше, если он разрешит ей выпивать бутылку крови раз в неделю.

В конце концов, дома у Рэдли заместитель комиссара Элисон Гленни в его присутствии посоветовала Кларе время от времени пить кровь вампиров, хотя бы для того, чтобы снизить риск очередного приступа ОЖК.

«Если ты перейдешь черту и убьешь еще кого-нибудь, второго шанса тебе никто не даст», — сурово предупредила она.

Так что, не желая поощрять охотничьи инстинкты дочери, Джеред согласился с предложением Хелен Рэдли: по пятницам он будет отпускать Еву в Манчестер за дозой ВК при одном условии — не привозить домой и не пить в квартире.

(А что касается квартиры, похоже, они тут на какое-то время задержатся. Сегодня утром, когда Джеред грузил мусор на главной улице, он увидел Марка Фелта, выходящего из гастронома. Из бумажного пакета у него торчала огромная колбаса. Джеред извинился за задержку с оплатой, объяснил, что теперь у него есть работа и больше такого не повторится. К его крайнему изумлению, Марк улыбнулся и пожал плечами, несмотря на то что деньги Роуэна так и осели в кармане Тоби. «Да не вопрос, amigo, — сказал он и хлопнул Джереда по плечу. — Бывает и хуже».)

И все-таки Джереду приходится несладко. Водоворот тревожных мыслей беспрестанно крутится у него в голове, не давая уснуть по ночам. Вот и теперь, в третьем часу ночи, он лежит, нервничает, и сна ни в одном глазу. В замке поворачивается ключ — это Ева явилась домой.

Он встает, чтобы посмотреть на нее, убедиться, что она в порядке. Дочь сидит в гостиной и пьет кровь прямо из бутылки.

Джеред разочарован.

— Извини, пап, — кается Ева, но глаза ее так и светятся счастьем. — Я просто не хотела пить все сразу. Хоть какая-то должна быть самодисциплина.

Джеред понимает, что ему следовало бы рассердиться, но сердиться ему уже надоело. К собственному удивлению, он садится на диван рядом с ней. Она смотрит какой-то популярный музыкальный канал на минимальной громкости. Еве знакомы эти группы, а Джеред о них даже и не слышал. Ева ставит бутылку на стол. Джеред догадывается, что ей неловко пить при нем.

Какое-то время они болтают о том о сем, потом Ева встает.

— Оставлю на завтра, — говорит она, показывая на бутылку.

Джереда радует ее выдержка, хотя он и подозревает, что делает она это в первую очередь ради него. Ева идет спать, а Джеред остается и смотрит телевизор дальше — там как раз крутят старый клип Дэвида Боуи, «Прах к праху». Когда-то давно, когда еще умел чувствовать и любить музыку, он был горячим поклонником Боуи. А сейчас он сидит и смотрит на парад арлекинов на экране, ощущая лишь какое-то смутное удовлетворение — да и оно, похоже, вызвано витающим в воздухе ароматом. Запах сложный и весьма интригующий, чем больше Джеред о нем думает, тем больше поддается его воздействию, и вскоре ловит себя на мысли: жаль, что он такой слабый. Он ведет носом в направлении источника запаха и ловит себя на том, что наклоняется к открытой бутылке, из которой, словно божественная пыльца, и сочится этот дивный аромат.

Он берет бутылку в руки и подносит к горлышку нос — просто из любопытства. Ему сегодня целых пять часов пришлось терпеть запах бытовых отходов. Вонь от заплесневелых фруктов, прокисшего молока и грязных подгузников стояла у него в горле. Теперь же легко можно забыть о гнили и прочих побочных продуктах человеческой жизнедеятельности. Он мог бы изгнать зловоние и вкусить его полную противоположность. Потерять себя — или найти себя — в этом дурманящем, насыщенном, как сама жизнь, запахе надежды.