Психология проклятий - Альма Либрем

— Да что с ними станется? — Котэсса закатила глаза. — Прогуливают, естественно. Ты ведь не веришь в то, что они действительно болеют третью двадцатку кряду?

— Нет, я не настолько наивен, — рассмеялся Дэрри и, оглянувшись в последний раз на университет, отобрал у Котэссы её сумку, довольно тяжёлую и, как обычно, набитую учебниками.

До общежития, на самом деле, было не так уж и близко, около двадцати минут, если идти достаточно медленно. Котэсса, конечно, порывалась ускорить шаг, но Сагрон знал: их, как обычно, не заметят. То ли старые отталкивающие чары так действовали, то ли на самом деле все давно уже растеряли свой интерес, но их отношения перестали быть такой себе заслуживающей повышенного внимания диковинкой.

Он даже радовался тому спокойствию, к которому пришлось привыкнуть в последние дни. Поразительно, как легко было жить в отсутствие наглых, мешающих людей, стремящихся всунуть свой длинный нос в чужие отношения.

— Как там Куоки? — поинтересовался Сагрон у Котэссы. — Ведь у вас сегодня была лекция?

— Окор продолжает совершенствовать инновационные часы. Из-за этого ему пришлось бросить работу, и теперь профессор Куоки доплачивает ему за то, что тот прилагает такие усилия, трудясь над часами. Он сумасшедший! — последнее относилось явно не к Шануку. — Мне кажется, он душу из-за этих часов готов продать.

— Увы, но почти так и есть, — кивнул Сагрон. — Он очень сильно поругался со своим сыном из-за этой разработки.

— Ты знаешь его сына?

— Да, было дело, — вспоминать о том не хотелось. — Только он сейчас отказывается признавать профессора Толина своим отцом, носит другую фамилию и не желает в глаза видеть ни отца, ни мать. Довольно радикальное отношение. Не скажу, что причиной всему были именно часы, но и они отыграли свою роль в этом деле. Да давно уже было, нечего и вспоминать…

Котэсса не стала уточнять, что именно тогда случилось. Взгляд её на мгновение стал мечтательным, а после вновь приобрёл привычный оттенок реалистичности.

— Ты на празднование нового года отправляешься домой? — уточнил Сагрон. — Пять дней всё-таки…

— Два туда, два назад, один там? Тут останусь, — улыбнулась она. — Мне всё равно нечего у родителей делать. Они до сих пор уверены в том, что я просто обязана их простить. Да и в НУМе в это время интереснее, можно наконец-то за бакалаврскую сесть. А ты едешь домой?

Сагрон был родом из довольно большого города, не такого уж и далёкого от столицы — два часа езды на дилижансе, — и частенько навещал родителей по праздникам. Но в этот раз не собирался: он только отрицательно покачал головой.

— Нет, просто отправлю поздравительную телеграмму. Что я там не видел? — на самом деле, ехать он не собирался в первую очередь из-за Котэссы, но говорить ей об этом нельзя. В любом случае откажется, заставит отправиться к родне, разрушит ещё всё то, что у них получилось выстроить. Куда безопаснее было перевести разговор в другое русло. — А что там хотела Ойтко? Какое это у вас собрание?

Котэсса мечтательно возвела глаза к синеющим над головой небесам, кажется, поздоровалась с тучей над головой и хрипло рассмеялась — вот они, прогулки в одном тоненьком платье.

— Да так, — протянула она. — Ведь скоро к нам в университет, на соседний факультет, привезут какой-то потрясающий артефакт. Говорит, что мы все должны присутствовать при его прибытии. Великое событие ведь!

— А, этот артефакт, — порой Сагрон даже забывал о его существовании. — Да, я помню. Сколько шума из-за него, прямо дурно…

— А потом зимние защиты, — Котэсса вздохнула. — Столько всего сделать надо.

— Да, Элеанор защищается. Придёшь послушать?

— У неё закрытое заседание, она сама сказала. Мол, жаль, что я не смогу присутствовать.

— Хочешь, я попрошу для тебя именное пригласительное?

— Не надо, — отмахнулась Котэсса. — Я всё равно мало что пойму. Да и, наверное, в это время я буду как раз сдавать экзамен. Конец последней двадцатки, как ни крути.

Сагрон кивнул. Действительно, Элеанор выбрала время не слишком удачное. Правда, в тот период защищались практически все — подходил конец первой ветви аспиранстких наборов, зимней, и надо было либо предоставить работу, либо выплатить неустойку.

Редко кто выбирал второй вариант. Даже самые безнадёжные умудрялись найти способ что-нибудь продемонстрировать. Ведь неудачная защита означала просто доработку, а не уплату немаленькой суммы денег. У Сагрона самого однокурсник трижды на доработку ходил, а потом всё-таки защитился, хоть и со скрипом и, кажется, довольно большой суммой взятки.

— У тебя руки ледяные, — отметила Котэсса, вырывая Сагрона из его раздумий. — Слушай, не надо было мне…

— Мы уже у общежития, — Сагрон ускорил шаг, увлекая её за собой.

Вахтёрша даже не подняла на них взгляд, только поплотнее завернулась в свою шаль.

— Холодает, — промолвила она, как заправский синоптик.

— Да, — согласился Сагрон, подталкивая Котэссу вперёд. — Очень.

Он не сомневался, что если б она оторвала свой взгляд от книги, которую читала, то обязательно обогатилась бы как минимум на одну хорошую сплетню о неформальных отношениях студентов и преподавателей. Но, так как женщина посчитала это лишним, он не стал напоминать ей о возможности интересных ситуаций прямо на проходной и увлёк Котэссу за собою.

Та не особенно и сопротивлялась. В последнее время, по крайней мере, после дня влюблённых, она перестала подпрыгивать от каждого его прикосновения, сбегать и краснеть от каждого внимательного взгляда, да и вообще, проявляла просто-таки чудеса терпимости. Сагрону это нравилось, как нравилось и то, что он сам рядом с Котэссой почти — а иногда и не почти, — забывал о проклятии.

И зачем было хамить ей тогда, на сессии? Может быть, если б он вёл себя более культурно, она сейчас не вела б себя, словно заправский кактус?

— Как там у тебя с бакалаврской? — Сагрон свернул в сторону своей комнаты. Котэсса проводила у него почти всё своё время после занятий, по крайней мере, когда Дэрри был не на работе.

Отличный повод для сплетен, если б кто узнал, но на самом деле девушка просто сбегала от собственных соседок. Эти отвратительные барышни, которых Сагрон едва-едва терпел на занятиях, нарушали все мыслимые и немыслимые правила, которые только существовали в общежитии, а их добрейшая комендант до сих пор не подала бумаги на выселение.

Очень зря.

Котэсса предпочитала в том балагане не участвовать. Сагрон знал, как она ненавидела бардак, крики, как мешали громкие звуки работать. Может быть, если б не соседки, то в их отношениях никогда и не было бы потепления, так что, в принципе, ему следовало испытывать по отношению к ним чувство благодарности.

— Вроде бы всё получается, — ответила Котэсса, словно не показывала ему вчера свои результаты. — У меня получилось что-то странное со вступлением, ты почитаешь?