Мужчина моей мечты - Куртис Ситтенфилд

Живя здесь, я порой скучаю по своим родным, но они, похоже, живут обычной спокойной жизнью. Эллисон снова беременна; Фиг тоже забеременела (какие плодовитые времена настали!) и теперь с удовольствием рассказывает каждому, кто согласится ее выслушать, что у донора спермы, которой воспользовались они с Зоей, коэффициент умственного развития 143. Зимой ко мне в гости приезжали Даррак, Элизабет и Рори, они вели себя как заправские туристы: купили в Старом городе всем троим бирюзовые ожерелья, а Элизабет все повторяла: «Как же здорово, что ты живешь именно здесь! Я всю жизнь мечтала съездить в Нью-Мексико». Не уверена, помните ли Вы Дженни, мою подругу по Тафтс, но она живет в Денвере, это не очень далеко отсюда, поэтому мы продолжаем строить планы, как нам встретиться. Она сейчас на втором курсе медицинского училища. (Надеюсь, то, что я рассказываю о других людях, не вызывает у вас желания взяться за анализ моей жизни теперь, когда я не плачу по сто пять долларов за час. Пожалуйста, не подумайте, что я хочу посмеяться над суммой, — мне известно, что другие клиенты платили на семьдесят долларов больше. Наверное, я до сих пор не писала Вам, потому что, когда Вы попросили меня сообщить, как будут идти мои дела, я не поняла, что Вы имели в виду: сообщить один раз или держать Вас в курсе постоянно.)

Однако вернемся к Генри. Думаю, что все объяснялось довольно просто: он не находил меня привлекательной. Но моя любовь ему льстила, и он действительно получал удовольствие от нашей дружбы. Он ведь ничего не терял, оттого что я постоянно была рядом. Я не держу на него обиды за то, что он позвал меня в Чикаго, потому что меня и уговаривать долго не пришлось, поскольку в том разговоре на свадьбе Фиг я услышала все, что хотела услышать. Или же я его достаточно привлекала, но он не хотел заводить романтические отношения с той, которой и так все про себя рассказывал. Я прекрасно понимаю, почему иногда хочется сохранить определенную дистанцию. Еще я понимаю, почему, несмотря на его измены, я была так уверена в нем; однако же то, что я никогда не изменяла ему, тяготило Генри и заставляло постоянно сомневаться. Иногда я думаю: нет, нет, все это чепуха. Во всем виновата я сама, это я противилась близким отношениям. Я хотела оставить счастье на потом, как бутылку шампанского. Я откладывала его, потому что боялась и придавала ему слишком большое значение, а еще потому, что не хотела стать счастливой сразу, иначе к чему тогда было стремиться? Для меня труднее всего осознать и понять, почему меня пугало достижение поставленной цели, и, наверное, в этом и заключен правильный ответ. В трех случаях Генри, как мне кажется, был готов поцеловать меня, но во всех трех случаях я сама не дала ему этого сделать. Иногда я отворачивалась всего на дюйм, иногда просто отводила глаза чуть-чуть в сторону. Но я никогда не делала этого специально, это случалось еще до того, как я успевала задуматься. Один из таких случаев был, когда мы смотрели телевизор и он лежал на диване рядом со мной, положив голову мне на колени. В какое-то мгновение я почувствовала, что Генри поднял глаза и пронзительно посмотрел на меня. Он вглядывался в меня, и мне нужно было бы в ответ посмотреть на него, но вместо этого я подумала, что он может увидеть волоски у меня в ноздрях, и запрокинула голову. Наши глаза тогда так и не встретились. Я никогда не была готова к таким мгновениям, мне казалось, что сначала я должна была принять душ или приготовить какие-то слова, поэтому мне кажется, что виновата я сама; я сама вырыла себе яму. Какая-то часть меня думает: «Но почему же он не захотел понять, что со мной происходит, в чем причина моего волнения, почему просто не взял мою голову в руки и не заставил меня успокоиться?» Но другая часть меня возражает: «Все равно он все это время встречался с другими девушками». Наверное, все, что произошло с нами, было к лучшему.

Иногда я вспоминаю, как мы возвращались с бейсбольного матча и я думала, что никого уже не смогу так любить, как Генри. В каком-то смысле я была права: мне и сейчас трудно представить, чтобы кто-то снова смог вызвать у меня такие же по силе чувства и чтобы я была так же уверена в том, что именно этот человек дан мне судьбой. Я считаю, что Генри был первым и последним человеком в моей жизни, о котором я думала: «Если я добьюсь, чтобы он полюбил меня, то и вся остальная жизнь обязательно сложится хорошо». Я уже не так наивна, я знаю, что значит найти или потерять. После переезда в Нью-Мексико у меня была пара романов (однажды я даже познакомилась с парнем в супермаркете, хотя думала, что такое возможно только в кино), но я не влюблена. Во всяком случае, сейчас, когда я пишу это письмо, я ни в кого не влюблена. Если Вы спросите меня, что я думаю о своем будущем, я отвечу, что, наверное, все-таки выйду замуж, но я далеко не уверена в этом. Вспоминая Генри, Оливера и Майка, я представляю отношения с ними как три разные модели, почти образцы того, как могут строиться отношения между мужчиной и женщиной, и думаю: неужели в этом мире не существует ничего другого? Неужели все мужчины делятся на тех, кто отдан тебе полностью и без остатка; тех, кто как будто находится рядом, но на самом деле далеко; и тех, кто сделает все, чтобы быть рядом с тобой, даже не собираясь становиться твоим? Было бы слишком самонадеянно утверждать, что не существует других вариантов только потому, что они мне не встречались, но должна сказать, что не могу вообразить, какими они должны быть. Надеюсь, что я ошибаюсь.

Майк — единственный из них троих, о ком я вспоминаю с тоской. Я думаю, что все могло бы сложиться иначе, если бы мы встретились с ним сейчас, когда у меня уже достаточно опыта, чтобы понять, как редко встречаются мужчины, которые настолько тебя ценят. Но потом я вспоминаю, как его поцелуи, в конце концов, начали меня раздражать. Разве можно прожить жизнь с человеком, которого тебе неприятно целовать? В любом случае, мне донесли, что он уже женат. Оливер по-прежнему живет в Бостоне, и мы иногда обмениваемся письмами по электронной почте. Я не держу на него зла (мне правда было с ним очень хорошо), но я рада, что мы были вместе именно столько, сколько были, и не дольше.

Ну а Генри… с ним я не общалась с тех пор, как уехала из Чикаго. Думаю, сейчас он живет со Сьюзи. Мысленно представляя Генри, я вижу рядом с ним и Сьюзи, которая прижимает к груди младенца. В тот день, когда я уезжала из Чикаго, Генри предложил пообедать вместе и, когда мы обнялись на прощание, сказал: «Мне кажется, что я совершил большую ошибку», а я ответила: «Мне тоже так кажется». Увидев, что он вот-вот заплачет, я покачала головой и почти раздраженно добавила: «Все это ерунда».

Я как-то рассказала о Генри своей соседке Лизе. Это произошло вскоре после того, как я приехала в Альбукерке. Хотя я говорила всего-то минут пятнадцать и, как мне казалось, только начала, она повернулась ко мне (мы ехали в машине, и она была за рулем) и заявила: «По-моему, он просто тряпка».

На прошлой неделе, после того случая на игровой площадке, когда Джейсона увели в школу, Лиза поговорила по рации с управлением, а потом, пока ее напарник шел к машине, задержалась рядом со мной и сказала:

— Анна, разве я не говорила тебе, что нельзя засовывать пальцы учеников в трубы? — И, улыбнувшись, добавила: — Хочешь, сегодня нажарим гамбургеров на гриле?

— А у нас есть все, что нужно?