Хрен с Горы - Изяслав Кацман

Моментально всё поменялось: только что предо мной стояли готовые биться на смерть люди, а теперь это были военнопленные – жалкие, надеющиеся на милость победителей.

– Оружие можете оставить при себе, – великодушно разрешил я, – если поклянётесь не применять его против моих людей.

Вражеский предводитель посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал.

– Постойте, он, кажется, ещё живой! – крикнул я, заметив, что лежащий на земле воин с несколькими дорогими ожерельями тяжело дышит.

Впрочем, похоже, долго он не протянет: с пробитым лёгким и проникающими ранениями в живот долго в каменном веке не живут.

– Это не типулу-таки Кивамуй, – сообщил Ванимуй. – Это наш вождь Рохопотаки. Кивамуй вон тот, – указал он на труп рядом.

– А где знаки его высокого достоинства?

– Он снял их, когда стало ясно, что мы разгромлены, – пояснил хонец. – Чтобы меньше привлекать внимание врагов на пути к Мар-Хону.

Довольно неординарный шаг для туземца, в жизни которого всё мало-мальски важное связано с кучей всевозможных условностей, символов и ритуалов. Нужно либо очень перетрусить, либо, наоборот, обладать недюжинной смелостью и непапуасской широтой взглядов, чтобы снять с себя регалии верховного правителя всего Пеу, являющиеся чуть ли не частью его самого. Судя по тому, что доводилось слышать о нашем главном противнике, трусом он точно не являлся. Так что покойник был личностью явно не обычной.

– Вахаку, – подзываю я здоровяка-текокца. – Ты же знал Кивамуя?

Не то чтобы я не доверял словам сдавшихся хонских регоев, но проверить не мешало бы.

– Да, это он, – подтвердил мой «олени», внимательно рассмотрев лицо покойника.

– Теперь, когда типулу-таки мёртв, символы его власти и силы должны быть при нём, – сказал я. – А насчёт его тела… Нужно послать гонцов в Тенук. Пусть оттуда пришлют людей, которые займутся погребением.

Ванимуй и его люди пожали плечами в знак согласия. По мне, нечего париться с трупом бывшего типулу: закопать Братоубийцу – и все дела. Но у папуасов свои представления, как надлежит обращаться с покойниками, тем более с такими непростыми. Впрочем, это не моя забота: пришлют из столицы похоронную команду во главе с опытным шаманом, вот они и будут возиться с VIP-трупаком.

Поэтому сильно заморачиваться насчёт убитого вражеского предводителя я не стал. А его спутники надели на труп ожерелья и браслеты, сплели из веток носилки, куда и воздрузили высокопоставленного мертвеца. Мне, правда, пришлось ради успокоения всех присутствующих немного поколдовать, чтобы Кивамуй лежал спокойно, не вздумав вредить ни победителям, ни не уберёгшим его соратникам.

Пока хонцы готовили подставку-носилку, а я творил над покойным типулу-таки волжбу, отмучался и правитель Хона. Его регои решили забрать с собой, чтобы похоронить привычным туземцам образом дома, в Мар-Хоне. Мне, конечно, перспектива провести несколько дней на тропической жаре рядом с трупом не то чтобы понравилась, но решаю не устраивать разборок по такому пустяковому, в сущности, поводу.

Дела, связанные с трупом Кивамуя, заняли весь остаток дня. Так что к реке мы с «макаками» выбрались уже на закате, вместе присланными из Тенука «могильщиками» и руководящим им шаманом. По идее, с учётом папуасского способа обхождения с покойниками, называть данную публику нужно как-то иначе, но из русского на ум ничего не приходит, а местные используют жуткую громоздкую конструкцию из «торжественного языка» – со смертью не шутят.

На берегу к этому времени успел образоваться импровизированный лагерь победителей, куда стаскивались трофеи и сгонялись десятками, если не сотнями, пленные. Наше появление встречено было остальными несколько напряжённо: слухи о том, что Сонаваралинга не то убил, не то захватил в плен вражеского предводителя, каким-то непонятным образом распространились по всей армии, переправившейся через Алуме, и теперь народ ждал подробностей.

Не томлю долго публику и громко произношу:

– Кивамуй Братоубийца погиб в бою. Бывшие с ним регои под началом Ванимуя подтверждают это. Также труп опознали Вахаку, Гоку и многие другие воины из числа «пану макаки», бывавшие в Тенуке. Знавшие Братоубийцу лично могут и сами удостовериться.

Официальное объявление о смерти главврага с демонстрацией его трупа вызвало бурное ликование во всём нашем воинстве. Наверное, единственным, кто не радовался сегодня из победителей, был ваш покорный слуга. Облегчение от доведённого до конца дела – чувствовал, опустошённость пополам с усталостью – тоже. А вот радости – не было. Не знаю уж почему. Может, потому, что не воспринимал я узурпатора Кивамуя как врага, которого следует ненавидеть: никогда не сталкиваясь с убитым типулу-таки лично, рассматривал его только как некую проблему, с которой следовало разобраться. Так что предоставляю своим «макакам» возможность веселиться вместе с остальными, а сам отправляюсь на боковую…

Спалось хреновато: конечно, отдых своего «пану олени» «макаки» охраняли, но звукоизоляция на открытом воздухе совершенно ни к чёрту, а веселье в стане победителей кипело до глубокой ночи, причём, что самое удивительное, с минимумом хмельного, ибо для качественной попойки оравы взрослых мужиков слабенькую папуасскую брагу на слюнях пришлось бы собирать в радиусе двадцати километров даже в такой густонаселённой местности.

Ничего удивительного, что наутро самочувствие моё было ещё хуже, чем вечером. С трудом заставив разбитое тело подняться, я добрался до реки и умылся, окунув для приведения себя в чувство в воде голову. Помогло мало.

На импровизированном совете вождей нашего воинства решили потихоньку переправляться обратно на тот берег. Совершать марш-бросок к Мар-Хону почему-то никто не желал. И вообще остатки дисциплины в рядах нашей армии таяли прямо на глазах. Я, в общем-то, тоже не горел желанием спешить к морским воротам Пеу: узурпатор Кивамуй убит, взрослого потомства мужского пола, способного возглавить борьбу, у него не имелось; таки Хона, и, как мне пояснил Роротелу, по совместительству Вэя, также был мёртв, что автоматически означало грызню за власть между «сильными мужами» побережья и столь же автоматически исключало в ближайшее время превращение этих приморских областей в гнездо сепаратизма, как случалось не раз в ходе прежних смут в Тенуке.

Все имеющиеся в нашем распоряжении плавсредства рванули к текокскому берегу Алуме практически одновременно. Правда, этому предшествовала ожесточённая делёжка лодок и плотов между «макаками» и бонхойцами с сонаями с одной стороны и воинами Сеутуне, Роротелу и Укетоноку – с другой. Но в конце концов все пришли к консенсусу. Главным образом благодаря моим словам, что следует оставить на этой стороне часть воинов – чтобы сторожили пленных и вообще демонстрировали присутствие верных Солнцеликой и Духами Хранимой сил в не до конца усмирённой части её владений.

В итоге примерно половина воинов из всех отрядов переправилась на тот берег, а вторая осталась следить за пленными и окрестностями.

Всего в паре километров от реки наше шествие победителей столкнулось с представительным сборищем увешанных украшениями из ракушек, камней, костей и перьев «сильных мужей». Из знакомых лиц я в этой толпе сумел обнаружить только нескольких рядовых ласунгских регоев и пару текокцев из числа заявившихся в последние два дня: ни Рамикуитаки, ни кого-либо из его приближённых не наблюдалось. Зато у встретивших нас в избытке имелось ощущение собственной значимости.