Первая люболь - Катрин Исаева

— Он остался у Бодровых, — тихо пояснил, проведя пятерней по густым отросшим волосам.

Напряжение, разлившееся в воздухе, было практически осязаемым. Им даже можно было приправить пиццу. Мы оба понимали, что впереди долгий непростой разговор, который больше невозможно откладывать. Всеми фибрами души я чувствовала исходящее от Мити внутреннее сопротивление, однако, я выстрадала свое право на правду.

— Много лет назад по телеку гоняли реалити-шоу про мужика, учившего выживать в лесу. Мы с Бо тогда были совсем зелеными. Помню, построили шалаш из диванных подушек, представляя, будто прячемся там от диких зверей… — любимый зло рассмеялся, после чего, залпом допив свой чай, негромко продолжил.

— В армии было скучно, постоянный день сурка. Ждал этих учений, как манны небесной. Представляешь, засекреченный полигон посреди леса?! Изучение новых приемов ведения боя, боевые стрельбы… Кровь молодая, горячая, хотелось, чтобы адреналин из ушей валил. Нам раздали полевое обмундирование: новенькое и функциональное. Все складывалось просто отлично.

Митя обреченно вздохнул.

— В тот день была отработка нормативов. По сути, обычная ориентировка на местности, правда, с самого утра накрапывал дождь, который, впрочем, ни капли не омрачал нашего боевого настроя. Тем более, мой сослуживец Пашка вырос в поселке близ Тайги. Его отец-охотник с малолетства брал сына за шишками и ягодами, не раз им приходилось ночевать в лесу. Так что мы просто следовали инструкциям, будучи уверенными в своих действиях.

— Тогда что же произошло?! — нахмурилась, поймав его тяжелый взгляд.

— Паша забыл компас, а мой благополучно посеял. Но мы не обратили на это внимание, потому что учения проходили недалеко от базы. Планировали возвращаться, потому что порывы ветра усилились, как вдруг из густого кустарника к нам вышел медведь.

— Медведь…?! — поперхнулась чаем, звонко стукнув донышком кружки об стол.

— Ага. Пашка сказал, убегать не вариант — мишки бегают быстрее олимпийских чемпионов, еще и по деревьям лазят. Надо шуметь, но при этом не делать резких движений, тогда есть шанс его отпугнуть. Ну, мы и начали кричать и топать. К счастью, оглушительный раскат грома гораздо лучше справился с этой задачей. Потапыч ретировался, а мы, стараясь успеть до надвигающейся грозы, понеслись к базе. Ураган с градом начался стремительно. Пашка увидел елку с большими корнями, и предложил там переждать. Не придумав ничего лучше, я согласился.

Митя замолчал, набираясь сил для продолжения непростого повествования. Через пару минут он снова заговорил.

— Непогода бушевала всю ночь, но мы не отчаивались, потому что были тепло одеты, да и питьевая вода с сухим пайком еще оставались. Ближе к обеду, когда ветер стих, решено было выдвигаться, только лес за одну ночь стал неузнаваемым. Паша убеждал, что знает, куда идти. Я не спорил: просто шел в надежде, что мы двигаемся в нужном направлении. Проблуждав до вечера, решено было сделать привал.

— Вы поняли, что заблудились?! — осторожно коснулась его запястья.

— Ага. — Митя безразлично пожал плечами. — Но знаешь, особой паники не было. Полагали, нас уже вовсю разыскивают. Кроме того, рюкзаки были набиты всякой всячиной: от провизии до набора перочинных ножей и спичек. Правда, дня через три наша уверенность поубавилась. — Он грустно рассмеялся.

— Пашка неудачно поохотился, подвернув ногу. Товарищ отшучивался, что все в порядке, но я сразу заподозрил неладное. На следующий день опасения подтвердились — его лодыжка опухла и покраснела. Решили задержаться на привале еще на сутки. К этому моменту питьевая вода закончилась, сухой паек тоже. Спасались водой из луж, ели кислицу, пару раз повезло поймать глухарей. Мы пожарили их на костре. Благо, погодка днем еще держалась, а вот ночами стало холодать… — Митя непроизвольно поежился.

— Что случилось дальше?! — я нетерпеливо заерзала на стуле.

— Пашке с каждым днем становилось хуже. Через неделю он уже почти не мог ходить: нога ныла и распухла. Товарищ нуждался в срочной медицинской помощи. Мне пришлось волочь его на себе. Помню, тем утром он проснулся взмокший от пота, и говорит: «Брось меня, Митька, мы ведь оба понимаем, что с такой обузой тебе не выбраться». Настаивал, чтобы я оставил его и ушел. Но без меня он бы не продержался и суток…

— Господи, — прошептала, глядя на два алых пятна, проступивших на худом бледном лице рассказчика.

— Тогда у меня еще были какие-то силы… Я бы нашел дорогу. Непременно нашел.

— Но ты не смог его оставить… — произнесла полушепотом.

Митя пронзительно посмотрел мне в глаза.

— Понимаешь, у Пашки сын маленький. Они с женой мечтали о многодетной семье. Большинство мужиков в казарме ржали над ним: «Как так, хотеть большую семью в двадцать лет?!» А он добрый такой, бесхитростный, лежит себе на подстилке из сухих веток и печально улыбается, прекрасно все понимая. Я бы не смог с этим жить… Решил — вместе влипли, вместе и будем расхлебывать.

— Митя… — только и смогла выдавить, не решаясь озвучить свои мысли вслух.

— Я пообещал Пашке, что мы вернемся. Тогда он сказал, что сделает меня крестным своего будущего ребенка. — Неожиданно Митя широко улыбнулся.

Сердце заныло.

— Ты мой герой, — шмыгнула носом, перебираясь к нему на колени.

Какое-то время мы так и сидели, сплетясь руками, размышляя каждый о чем-то своем, как вдруг он еле слышно заговорил.

— Хоть Пашка не мог ходить, он постоянно делился ценной информацией, например, научил меня добывать рябчиков и белок. Пока совсем не похолодало, нужно было попытаться выбраться, поэтому я тащил его на себе.

— Богдан сказал, что спасатели нашли фрагмент твоей окровавленной одежды… — пробормотала, дрогнувшим голосом.

— Ах, да. — Митя пожевал губу. — Во время охоты я несколько раз распарывал одежду… К этому моменту силы уже были на исходе, а Пашка совсем сдал. Ночами его трясло от лихорадки, понятия не имел, чем помочь. Тогда я впервые отчаялся.

— За одну холодную таежную ночь переосмыслил всю свою жизнь: нелепые обиды, драки, бесконечные комплексы… Все время винил кого-то в своих неудачах, полагая, что не имею права на счастье. Я как будто неосознанно выбирал сценарий, по которому непременно должен страдать. Той ночью в Тайге, греясь у затухающего костра, на который потратил последние спички, вдруг осознал, каким придурком я был… А ведь мог бы спать с тобой в нашей комнате общаги! Вместо этого получил то, что заслужил.

Митя чуть отодвинулся, побарабанив кончиками пальцев по моей щеке.

— Я разозлился. Безумно. В первую очередь на себя, потому что в очередной раз заставил тебя страдать. Я только и делал, что приносил тебе боль! — любимый стиснул мое лицо, с каким-то остервенением заглядывая в глаза. — Тогда я поклялся вернуться: опрокинуть небо, разверзнуть землю, но вернуться к тебе! Слышишь?! — он впился в мои губы, закружив в опустошающем ласковом поцелуе.